Гомер - Илиада

Мощный Сфенел устремился, чтоб взять Диомеда награду.
Храброй дружине велел он в палатку доставить рабыню,
Также треножник друручный, а сам отпрягал колесницу.
Вслед за Тидидом пригнал лошадей Антилох, внук Нелея,
Не быстротой, а лукавством своим обогнав Менелая.

Но Менелай, не взирая на то, поспевал за ним близко,
На расстоянии равном тому, что коня отделяет
От колеса, когда полем он мчит колесницу с владыкой,
По необъятной долине летит, над землей расстилаясь,
И в небольшом от него расстояньи катятся колеса,

Так что он краем пушистым хвоста задевает их обод:
Так Менелай недалеко скакал за вождем Антилохом,
Он уже было отстал на полет быстрометного диска,
Только настиг его быстро, когда пышногривая Эфа,
Агамемнонова лошадь, удвоила резвость и силу.

Если б недолго еще продолжалось у них состязанье,
Первым пришел бы Атрид, одержал бы победу бесспорно.
Следом за ним, на полет боевого копья отставая,
Идоменея соратник летел, Мерион знаменитый.
Были из всех у него наименее резвые кони,

И наименее ловкий он был на ристаньи возница.
Всех же позднее, далеко отстав, сын Адмета явился,
Сам колесницу таща, погоняя коней пред собою.
Видя его, Ахиллес богоравный почувствовал жалость,
Встал средь собранья и слово крылатое молвил:

"Первый наездник последним пригнал лошадей крепконогих.
Только уступим ему, как прилично, вторую награду,
А благородный Тидид пусть владеет наградою первой".
Так он промолвил, и слово его все одобрили криком.
Так бы, с согласья ахеян, Эвмел получил кобылицу,

Если бы царь Антилох, сын разумного старца Нелида,
С места вскочив, не сказал Ахиллесу правдивое слово:
"Сильно в душе на тебя рассержусь, Ахиллес богоравный,
Если ты слово исполнишь. Меня ты лишаешь награды
Лишь оттого, что наездник, кого почитаешь искусным,

Встретил преграду в пути и коней задержал с колесницей.
Пусть бы молился бессмертным, тогда не пришел бы последним.
Если тебе его жаль и он столько душе твоей дорог,
Здесь в твоей ставке хранится и золота много, и меди.
Есть у тебя и стада, и служанки, и быстрые кони.

Можешь потом отобрать для Эвмела получше награду,
Чем предлагаешь теперь, чтоб ахейцы тебя одобряли.
Только своей не отдам. А кто на нее посягает,
Пусть подойдет и со мною сразится в бою рукопашном".
Так он сказал. Усмехнулся проворный Ахилл богоравный,

Гневом его восхищен: Антилоха любил он как друга,
И, обращаясь к нему, промолвил крылатое слово:
"Если велишь, Антилох, чтоб другую в палатке награду
Я отыскал для Эвмела, исполню твое повеленье.
Медный я дам ему панцирь, что с Астеропея похитил.

Блещущий край оловянный тот панцирь кругом украшает.
Будет Адметова сына сей дивный подарок достоин".
Так он сказал, и товарищу милому Автомедону,
Панцирь велел принести. Тот пошел и принес из палатки,
Он же Эвмелу вручил, и тот с радостью принял подарок.

Тою порой Менелай, огорченный душою, поднялся,
На Антилоха разгневанный сильно. И мудрый глашатай
Посох дал в руки ему и молчать повелел аргивянам.
И Менелай богоравный крылатое слово промолвил:
"Что, Антилох благородный, ты сделал, когда-то разумный?

Доблесть мою обесславил, коней постыдил моих быстрых,
Собственных выгнал вперед, хоть моих они хуже гораздо.
К вам обращаюсь, вожди и советники войска ахеян,
Вы рассудите обоих и лицеприятство откиньте,
Чтоб не сказал кто-нибудь из ахейских мужей меднобронных:

Царь Менелай одолел Антилоха насильем и ложью,
Взял кобылицу в награду, хотя его кони похуже,
Только он сам затмевал Несторида значеньем и властью, —
Или, желаешь, я сам рассужу, и меня, уповаю,
Не охулят аргивяне: скажу справедливое слово.

Ближе, питомец Кронида, сюда, Антилох благородный,
Стань, как обычай велит, пред конями и пред колесницей,
В руки возьми тонкогнущийся бич, тот, которым ты правил,
И, прикасаясь к коням, поклянись Посейдоном владыкой,
Что колеснице моей не устроил препятствий коварных".

Мудрый герой Антилох, возражая на это, промолвил:
"Гнев укроти, Менелай, оттого что я младше годами,
Ты же, о, царь, и рождением старше, и доблестью выше.
Знаешь, какие бывают людей молодых увлеченья,
Страсти порывисты в них, между тем как суждения слабы.

Но укроти свое сердце, отдам я тебе кобылицу,
Что получил, как награду. А если к тому пожелаешь,
Чтобы я из дому вынес подарок другой поценнее,
Всем я пожертвовать рад, лишь бы только, питомец Зевеса,
Дружбы твоей не утратить и не согрешить пред богами".

Так говоря, Несторид благородный повел кобылицу,
Чтобы вручить Менелаю. И сердце владыки взыграло,
Точно блестящие капли росы на колосьях цветущих,
В дни, когда тучные нивы щетинятся под урожаем.
Так, Менелай богоравный, в груди твоей сердце взыграло.

И, обратясь к Несториду, он слово крылатое молвил:
"Нынче я сам, Антилох, уступаю тебе, хоть разгневан,
Ибо досель никогда не бывал ты безумен иль дерзок,
Только сегодня над разумом молодость верх одержала.
Впредь не обманывай мужа, кто силой тебя превосходит,

Ибо не скоро меня упросил бы другой из ахеян.
Только твой мудрый отец, и ты сам, и твой брат знаменитый,
Много вы ради меня потрудились и мук натерпелись.
Вот отчего я, смягченный мольбами, тебе уступаю
Лошадь, по праву мою. И пускай все ахеяне видят

Что никогда не бываю я сердцем жесток иль надменен".
Так говоря, кобылицу он дал увести Ноемону,
Другу бойца Антилоха, довольствуясь тазом блестящим.
Вождь Мерион, как пришедший четвертым, унес два таланта
Золотом. Пятый подарок еще оставался свободным —

Кубок двойной. Сын Пелея вручил его Нестору старцу,
Сам чрез собранье ахеян пронес и, приблизясь, промолвил:
"Вот получай. Сохрани, о, старик, эту вещь дорогую
В память о тризне Патрокла. Его не увидишь ты больше
В сонме ахеян. Награду тебе я даю в знак почета, —

Ибо участья принять ты не сможешь ни в бое кулачном,
Ни в беспощадной борьбе, ни в метании копий, ни в беге,
Все оттого что тебя удручает тяжелая старость".
Так говоря, он вручил ему кубок. Тот с радостью принял,
И, обращаясь к Ахиллу, крылатое слово промолвил:

"Правда, мой сын дорогой, ты сказал справедливое слово.
В членах нет силы былой. Притомилися ноги, мой милый.
Руки в могучих плечах уж не движутся с прежнею силой.
Если б я снова стал молод, и юная сила вернулась
Прежних тех дней, как эпейский народ хоронил в Бупрасии