Гомер - Илиада

Кудри герою Патроклу отдам — пусть с собой их уносит".
Слово окончив, он волосы в руки вложил дорогому
Другу, товарищу брани, и плакать все войско заставил.
Так бы рыдали они до заката блестящего солнца,
Если б Ахилл не предстал пред Атридом и слово не молвил:

"Славный Атрид! Мы и после успеем насытиться плачем.
Войску теперь прикажи, ибо речи твоей все послушны,
Пусть от костра отойдут. Повели, чтоб готовили ужин.
Мы остальное свершим, оттого что у нас наибольше
Сердце скорбит об умершем. Вожди пусть останутся с нами".

Слово Пелида услышав, владыка мужей Агамемнон
Тотчас войскам повелел разойтись по судам соразмерным.
Те лишь остались на месте, кто был погребением занят,
Клали поленья в костер, шириной и длиною в сто сажень,
Тело на верх положили, объятые скорбью великой.

С множества тучных баранов и крупных быков криворогих
Кожу содрали они пред костром, приготовив как должно.
Жир отобрал благородный Пелид и покрыл им Патрокла
От головы и до пят, а кругом навалил он все туши
И посредине поставил амфоры с елеем и медом,

К ложу слегка преклонив. И коней четырех крутошеих,
Тяжко вздыхая, он, мощный, взвалил на костер погребальный.
Десять собак за столом у царя Ахиллеса кормилось.
Двух он из них обезглавил и бросил на груду поленьев.
Грозное дело замыслив, он медью зарезал двенадцать

Воинов юных троянских, отважных душой, благородных,
И положил на костер; беспощадный огонь, да бушует.
Сам же, вздохнув тяжело, обратился к любезному другу:
"Радуйся, милый Патрокл, и в темном жилище Аида!
Всё я свершил неизменно, как дал обещание прежде.

Юных троянцев двенадцать, отважных душой, благородных,
Вместе с тобой уничтожит огонь. Лишь Приамова сына
Не приобщу я огню, а собакам отдам на съеденье".
Так он промолвил, грозя. Но собаки не трогали тела,
Ибо и ночью, и днем отгоняла их прочь Афродита,

Зевсова дочь. Она Гектора труп благовонным натерла
Розовым маслом, чтоб не был истерзан, во прахе влекомый.
Темное облако с неба в долину низвел Дальновержец
Феб Аполлон и покрыл совершенно то место средь поля,
Где его тело лежало, чтоб сила палящего солнца

Не иссушила на членах прекрасную кожу и жилы.
Не разгорался, однако, костер с бездыханным Патроклом,
И быстроногий Ахилл богоравный затеял другое.
Он от костра удалился и вслух стал молиться обоим
Ветрам — Борею с Зефиром — суля им прекрасные жертвы.

Он возлиянья им кубком свершал золотым, умоляя
С неба слететь, чтобы пламя скорее тела охватило,
Чтобы дрова запылали живей. И, услышав молитву,
Легкою вестницей к ветрам помчалась богиня Ирида.
Ветры, собравшись в чертоге Зефира, несущего бурю,

Там заседали за пиром, когда прибежала Ирида
И перед каменным стала порогом. Увидев богиню,
Все устремились навстречу к ней, каждый к себе призывая.
Но, отклонив приглашенье садиться, богиня сказала:
"Не до сиденья теперь. Я к потоку лечу к Океану,

В землю спешу эфиопов: они гекатомбу приносят
Вечным богам, и я также участвовать в жертве желаю.
Но Ахиллес умоляет Борея с Зефиром шумящим
Быстро примчаться на помощь, суля вам прекрасные жертвы,
Если раздуете яркий огонь под костром пргребальным,

Где почивает Патрокл, оплаканный войском ахеян".
Слово окончив, богиня умчалась. И ринулись ветры,
Громко свистя над землей, облака пред собой погоняя.
После на море подули, и звучным дыханьем гонима,
Встала волна. Наконец в плодородную Трою примчались

И за костер принялись. Застонал раздуваемый пламень.
Целую ночь они оба огонь над костром развевали,
Звучно дыша. И всю ночь быстроногий Ахилл богоравный,
Кубок держа двусторонний, вино почерпал беспрестанно
Из золотого сосуда и лил на кормилицу землю,

Громко взывая к душе злополучного друга Патрокла.
Точно отец над костром новобрачного сына рыдает,
Раннею смертью повергшего бедных родителей в горе:
Так сын Пелея рыдал, сожигаючи кости Патрокла,
Грустно костер обходил, испуская глубокие вздохи.

А как взошла над землею звезда светоносная утра
И распростерлась над морем заря в золотистых одеждах,
Начал костер потухать, и блестящее замерло пламя.
Ветры назад повернули домой по фракийскому морю,
И застонало оно, заметались разбухшие воды.

Тою порою Пелид от костра отошел недалеко
И утомленный прилег. Тотчас сладостный сон овладел им.
После к нему подошли полководцы с владыкой Атридом.
Шум голосов их и топот шагов разбудили героя.
Быстро от сна он воспрянул и сел, и промолвил им слово:

"Славный Атрид и другие славнейшие мужи ахеян,
Прежде всего вы костер заливайте вином темнокрасным,
Все погасите, что только от силы огня сохранилось,
После отыскивать будем мы кости Менойтия сына
И подбирать со вниманьем; они же легко различимы.

Ибо Патрокл лежал посредине костра, а другие
Кони с людьми вперемежку горели у края, поодаль.
Кости положим в фиал золотой; там под жиром двупластным
Пусть почивают, покуда я сам не укроюсь под землю.
Я не велю вам теперь же воздвигнуть великую насыпь,

Лишь бы казалась пристойной. Потом же, со смертью моею,
Пусть и обширный курган, и высокий насыпят ахейцы,
Вы, кто останетесь после меня на судах многогребных".
Молвил, и все подчинились могучему сыну Пелея.
Прежде всего, темнокрасным вином они залили груду,

Ту, что огонь подточил. И глубоко обрушился пепел.
Плача, собрали потом товарищи белые кости
И, в золотой положивши фиал, приукрыли их жиром,
Слоем двойным и в палатке под тонким холстом поместили.
Круг очертили затем для холма, заложили основы

Подле костра и насыпали сверху курган над могилой.
Насыпь воздвигнув, хотели уйти, но Ахилл удержал их,
Кругом войска усадил и открыл погребальные игры.
С флота доставил награды, тазов и треножников много,
Мулов и крепкоголовых быков, и коней пышногривых,

И широко опоясанных жен, и седое железо.
Прежде всего, он устроил бега для наездников резвых.
Первому в дар он назначил в работах искусную деву,
Вместе с треножником в двадцать две меры, о ручках красивых,
А для второго избрал шестилетнюю он кобылицу,

Не укрощенную, семя от мула носившую в недрах.
Третьему таз он назначил, еще над огнем не стоявший,
Белый, сработанный дивно и меры четыре вмещавший.
В дар же четвертому золотом два положил он таланта.
Пятому кубок назначил, не бывший в огне, двусторонний.