Гомер - Илиада

И не напрасно стрела из руки Приамида помчалась:
В правую ногу в подъем он попал и, насквозь пролетевши,
В землю воткнулась стрела. И ликующим смехом залившись,
Выскочил он из засады и слово сказал, похваляясь:
"В цель я попал, не напрасно стрела полетела. О, если б

В пах угодил я повыше и жизни лишил тебя ныне!
После всех бедствий, быть может, тогда бы вздохнули троянцы,
Ибо как лев среди блеющих коз, ты внушаешь им ужас".
Духом не дрогнув, ему отвечал сын Тидея могучий:
"Тоже стрелок и обидчик! На дев бы глядел, а не хвастал

Луком блестящим своим! Вот осмелься в оружии выйти
И убедишься, насколько твой лук и все стрелы помогут!
Ныне, подошву ноги оцарапав, ты так расхвалился,
Я ж и не чувствую, точно ребенок ударил иль дева.
Ибо тупой долетает стрела малосильного труса.

Быстрые стрелы мои, даже если немного заденут,
Рану наносят не так: они мужа кладут бездыханным.
С горя по нем и супруга ногтями лицо раздирает,
Дети его сиротеют, и, прах обагрив своей кровью,
Сам он гниет, а кругом больше птиц соберется, чем женщин".

Так он сказал. И тогда Одиссей копьеносец, приблизясь,
Стал впереди, а за ним сын Тидея, присев, из подошвы
Быструю вынул стрелу, его тело пронзило страданье.
На колесницу вскочив, он соратнику дал повеленье
Гнать к углубленным судам, ибо сердцем от мук обессилел.

Тою порой Одиссей был себе самому предоставлен.
Не находилось при нем никого, ибо все устрашились.
Тяжко вздохнув, к своему обратился он храброму сердцу:
"Горе мне, что предприму я? Позорно, толпы испугавшись,
Прочь побежать иль ужасно с толпой одному состязаться,

Ибо всех прочих данайцев Кронид устрашил Олимпиец.
Только зачем я теперь вопрошаю об этом свой разум?
Знаю и так хорошо, что из битвы лишь трус убегает.
Кто же в бою первенствует, тот должен стоять непреклонно,
Сам ли наносит удары, другие ль его поражают".

Но между тем как он это обдумывал в мыслях и в сердце,
С разных сторон подоспели ряды щитоносцев троянских
И оцепили его, окружили свою же погибель.
Точно как стая собак и юноши, полные силы,
Выследят вепря, когда из глубокой выходит он чащи,

Белые зубы остря меж изогнутых челюстей крепких;
Псы налегают кругом, и хоть слышно, как лязгают зубы,
Всеж не отходят от зверя, ужасного силой и видом:
Так Одиссея, любезного Зевсу, теснили троянцы.
Он же, на них наскочив с длиннотенным копьем заостренным,

Первым в плечо поразил беспорочного Деиопита,
После того умертвил и Фоона бойца и Эннома,
Керсидамаса потом, с лошадей соскочившего наземь,
Снизу ударил в живот под щитом округленным.
В прах повалился троянец, хватая ладонями землю.

Их покидая, он ранил копьем Гиппасида Харопса,
Брата родного Сокоса, бойца, знаменитого родом.
К брату на помощь тогда устремился Сокос богоравный,
Близко он стал, подошедши, и слово сказал Одиссею:
"Славный герой Одиссей, неустанный в трудах и обманах,

Ныне тебе предстоит иль Гиппаса детьми возгордиться,
Двух умертвивши подобных мужей и забрав их доспехи,
Иль самому под моим же погибнуть копьем заостренным".
Так произнесши, ударил он в щит равномерно округлый.
Через блистательный щит копье тяжело пролетело.

И, через панцирь проникнув, отделанный с дивным искусством,
С ребер оно отделило всю кожу, но в чрево героя
Глубже проникнуть ему помешала Паллада Афина.
Понял герой, что копье не на место смертельное пала.
Быстро назад отступил он и слово промолвил Сокосу:

"А, злополучный, сейчас тебя злая погибель постигнет.
Правда, меня прекратить ты заставил с Троянцами битву,
Но говорю я тебе, что сегодня и тут же обнимешь
Черную Парку и смерть, этим острым копьем пораженный.
Мне ты дашь славу, Аиду ж, конями известному, душу".

Так он сказал, а Сокос между тем убегал, повернувшись,
Но, обращенному в бегство вонзил Одиссей богоравный
В спину копье между плеч и оно через грудь пролетело.
Звякнув оружьем, он пал и над ним Лаертид похвалялся:
"Храбрый Сокос, сын Гиппаса, коней укротителя быстрых,

Смерть обогнала тебя, от нее ты и бегством не спасся.
О, злополучный, тебе ни почтенная мать, ни родитель
Мертвому глаз не закроет. Скорей плотоядные птицы
Выклюют их, вкруг тебя потрясая густыми крылами.
Мне ж, как умру, богоравные тризну устроят ахейцы".

Так говоря, из щита округленного, также из кожи
Он извлекает копье, что отважный Сокос в него бросил.
Тотчас же брызнула кровь, и боль его сердце смутила.
Видя в крови Одиссея, бесстрашные дети троянцев
Все на него устремились, друг друга в толпе побуждая.

Он же назад отступал и товарищей кликал на помощь.
Трижды он крикнул тогда, что в груди только голоса было,
Трижды кричавшему внял Менелай, муж любезный Арею.
Тотчас промолвил он слово стоявшему близко Аяксу:
"Зевса потомок, Аякс Теламонид, владыка народов,

Слышу звучит вкруг меня Одиссея могучего окрик.
Так он взывает, как будто остался один и троянцы
В гибельной схватке его притесняют, отрезав от прочих.
Дай сквозь толпу проберемся, поможем скорей. Опасаюсь,
Как бы, покинутый нами, не пострадал от троянцев.

Сильно ахейцы тогда пожалеют о доблестном муже".
Молвил и бросился первый, за ним и Аякс богоравный.
Вскоре нашли Одиссея, любезного Зевсу. Троянцы
Гнались за ним, обступивши, подобные рыжим шакалам,
Что на горе над сраженным рогатым оленем стопились;

Муж его ранил стрелой с тетивы, и помчавшись, бежал он
Долго, пока еще кровь не застыла и двигались ноги;
После ж того, как он пал, укрощенный стрелой быстролетной,
В темном гористом ущелье шакалы терзать его стали;
Вдруг кровожадного льва божество привело на то место;

Вмиг разбежались шакалы, а лев пожирает добычу:
Так, обступив многоумного храброго сына Лаетра,
Сильной толпой на него напирали троянцы; герой же
Длинным копьем отражал их, грозящую смерть отклоняя.
Но лишь Аякс Теламонид предстал перед ними, подъемля

Башнеподобный свой щит, врассыпную бежали троянцы.
За руку взяв Одиссея, Атрид его вывел из битвы
И постоял с ним, покуда соратник пригнал колесницу.
Тою порою Аякс, на троянцев с копьем устремившись,
Жизнь у Дорикла похитил, побочного сына Приама,