Алекс Тарн - Стихи и переводы разных лет

мы для себя творим эрзац-миры

и расселяем в них своих любимых.

Мы холим их, лелеем и пасем,

они ужасно на себя похожи

и, главное, послушны нам во всем -

ведь быть иначе в принципе не может.

Ну что, декабрь - опять поплыл,

размяк, заплакал?

Утратил разом грозный пыл -

Эх ты, вояка...

Недоуменный и смешной,

захлюпал носом,

вчера - богач с тугой мошной,

сегодня - босый.

Да разве ж мне тебя не жаль? -

Гляди вот - обнял...

И все же, брат, январь-февраль

куда способней.

Они-то знают что хотят,

они-то смеют -

не отвернут, не загрустят,

не пожалеют.

Они устойчивы, как власть,

как табуретка -

уж если солнышко - так всласть,

мороз - так крепкий!

А мы с тобой - ни то ни се...

Да брось ты плакать!

Уперся в лужи, как осел,

развел тут слякоть...

=1=

Давно отмерен срок

сомнений и тревог,

в конце моих дорог

белеют города,

песком занесены

до будущей весны,

они тихи, как сны,

прозрачны, как вода.

В тени разбитых стен

забвенье, прах и тлен,

тоскливый вой гиен,

стервятников страда,

но я готов идти

всю жизнь, чтобы найти

заветные пути,

ведущие туда.

Я бросить все готов --

друзей, родимый кров,

веселый шум пиров,

безбедные года --

давно я сердцем там,

где плещет Иордан,

в прекраснейшей из стран,

где тянется гряда

скалистых древних гор,

где сплетена в узор

лесов, пустынь, озер

чудная череда.

=2=

Исполню ли обет?

его теплом согрет,

я молод, хоть и сед,

и радуюсь, когда,

мечтой перенесен

через Синайский склон,

я узнаю Сион,

прекрасный, как звезда.

Друзей тревожный взгляд

зовет меня назад,

и речи их шумят,

как талая вода,

что топит берега,

болота и луга,

но, лишь сойдут снега,

уходит без следа.

И я молчу в ответ.

Я не безумец, нет.

Я на тепло и свет

меняю царство льда...

Скорей они больны,

безумны и пьяны

и суть из пелены

не видят никогда.

Бесплоден спор, увы --

уже не склеить швы,

и не родит травы

сухая борозда.

=3=

И разве счастье в том,

чтобы с набитым ртом,

раскормленным скотом

влачить свои года?

Ведь не заставят петь

ни золото, ни плеть

заманенного в сеть

весеннего дрозда.

И так ли тяжек свод

простых мирских забот?

Когда Творец зовет --

до тварей ли тогда?

Разверстые гробы --

венец любой судьбы,

для Господа -- рабы

земные господа...

К чему мне мир кусков,

владенья дураков,

пустых, гнилых божков

нелепая орда?

Пусть царские венцы

напялили глупцы --

должны ли мудрецы

бояться их суда?

Ведь там, где судит вор,

диктует приговор

тупая, как топор,

тяжелая вражда.

=4=

Заря глядит в окно,

но на сердце темно,

и сладкое вино --

как горькая бурда...

И днем, и при луне

душой стремлюсь вовне,

здесь все постыло мне --

и воздух и еда.

Все, что я здесь любил,

я проклял и забыл,

лишь тех святых могил

бесценная руда

из пыльной мглы скорбей

зовет меня к себе,

чтоб там внимать трубе

Последнего Суда.

Мне этот прах милей

застолья королей,

лишь там, в родном тепле

давидова гнезда,

где спят который век

Скрижали и Ковчег,

где время медлит бег,

дождю и холодам

не сбить с куста огонь,

лишь там, в земле благой,

я обрету покой,

отныне -- навсегда.

=5=

Но тяжелей камней

грехи прошедших дней,

и нет спасенья мне,

горька моя беда --

проклятый счет растет,

чем дальше жизнь течет,

тем тягостнее гнет

ошибок и стыда.

И страшно в трудный бой

вступать со злой судьбой,

гоня перед собой

грехов своих стада --

лишь тот увидит свет

в ночи безумств и бед,

чья вера, как рассвет,

чиста и молода.

Неведомой стезей

ведет корабль свой

незримый рулевой,

рука Его тверда,

без милости Его

все сущее мертво...

Через пучину вод

добраться до гнезда

стремится суть моя,

и, верою горя,

в путь снаряжаю я

крылатые суда!

1.

Вот дерево склонилось над рекой,

Упало на колени и застыло.

Видавший виды ствол хранит уныло

Покорный и молитвенный покой.

Оно взрослело в давности такой,

Что и не помнит собственную силу –

Как льва, загнало в клетку и забыло

На берегу текучести мирской.

Теперь оно зевает на ветру,

Перегоняя годы на кору,

А горечь сока – в сладость ягод пыльных.

И лишь река изменчивых кровей

Лелеет образ тех, былых ветвей –

Свободных, юных, радостных и сильных.

2.

Последние – пока не меркнет свет,

Пока в дыму и грохоте комета

Не отчеркнет наш мир смертельной метой -

Мы здесь ещё, на грани страшных бед.

Мы здесь, на берегу, и нет как нет

Надеждам и иллюзиям ответа,

И стынет кровь, растраченная где-то

Меж ложных клятв и краденых побед.

И этот мир, любимый и родной,

Слетит с ресниц легчайшей пеленой,

Поглотит нас взбесившаяся Лета.

И лишь росток над мутною водой,

Волны коснувшись веткой молодой,

Увидит луч грядущего рассвета.

3.

Рожденный в обновлении миров,

Он радостно тряхнёт кудрявой кроной,

Не знающей ни шлема, ни короны,

Ни побрякушек суетных пиров.

Под ним поток, извечен и суров,

Играет тенью старости преклонной,

А время-умник дарит полдень сонный

И теплых ливней сладостный покров.

И он глядит в речную круговерть,

Как тает юность, утекая в смерть,

Но рад любому жизни проявленью.

А если б нам вернуть остаток сил -

С какой бы спешкой каждый воскресил

Своих ночей трусливое томленье!

4.

Нет, неспроста к нему приходит тьма,

На обморок томительный похожа,

И звёздный стон доносится, тревожа,

Сигнальным колокольчиком с холма.

А ночь ползёт, как чёрная чума,

Заходятся стволы последней дрожью,

И суховей с плодов сдирает кожу

И вялым листьям чудится зима.

И час пробьёт – прервётся бег планет,

И зарыдают темнота и свет,

В объятьях разделив одно страданье.

И смертных рос горчайшая слеза

Наполнит наши мёртвые глаза,

Глядящие на гибель мирозданья.

5.

Меж тополей скользнула вниз звезда,

В деревне сонной слышен лай собаки,

И босоногий топот в полумраке

Пустых полей, где кончилась страда.

А в речке спит спокойная вода,

И рябь рисует призрачные знаки,

И деревца - нарядные зеваки -

Любуются собою без стыда.

Они, как наши младшие сыны,

Улыбчивы, нахальны и сильны,

Их души пораженья не приемлют.