Новелла Матвеева - Мяч, оставшийся в небе. Автобиографическая проза. Стихи

В глубь незапамятного века
Шагнув на свет Искусства грека
(Какой чудесный променад!),
Но взявши на вооруженье
Не творчество, а разрушенье,
Не Красоту, но — разложенье
Распутных празднеств и менад,
Мы повторили бы Античность,
Но, только, разница одна:
В ней пламенела симпатичность.
В нас — отвратительность видна.

Венчай же нас, пацан, венцами
Из лучших роз! Удрал, дурак?
Так увенчаемся же сами !
Мы олимпивцы — так и так!
Мы перепели бы Орфея
(С той разницей при сходе в ад,
Что он вернулся без трофея,
А нас — не выпустят назад…)
Эван эвоэ! Дайте чаши!
Где наши всё-таки венцы?
Невольник Фирс, — где тирсы наши?
Где ники? оскары? тельцы?

He прерывайте пир во вр емя…
Чего? (Но это не по теме!)
Под миллиард подайте кружку!
Чем милостей от Феба ждать, —
Айда — увенчивать друг дружку
И грешным златом награждать!..
Споём про грецкий променад,
Про аморалку, про менад,
Про мощный хор без Корифея
И про Элладу без Орфея!
(Он слишком верен, слишком чист.
Он Грецию не выражает,
А тяготит и унижает!
Пора поднять его на свист!)
Эван эвоэ! Дайте чаши!
Где наш трагический венец?
Где эллинство? Где тирсы наши?
Где ФИРСЫ наши, наконец?!
        — Фирс болен. Голод и озноб.
        Он хлеба не видал полгода.
        — А мы с утра не ели мёда:
        Неси ж нам сладкое, Эзоп!

… То глуше клики, то звучней…
А мне казалось, мне сдавалось,
Что пиршество не прерывалось
«От Ромула до наших дней».

Страна сгорела, но не вся.
И решено в итоге
Сдать поджигателям леса
В награду за поджоги!
        Рать думская не может, чтоб
        Вконец не осрамиться,
        И вору,
        Вместо пули в лоб, —
        Страну отдать стремится!

Кто в силах Западу пропить
Бор, обращённый в брёвна?
Кто в силах заросли скупить?
Неужто — мать Петровна?!
        Тогда, когда всё дело здесь
        В количестве «лимонов»?
        Знать, понапрасну «Русский лес»
        Писал старик Леонов.

Как позабыться? — плачет мать;
Сынка в Чечне убили!
…Пойти бы в лес — грибов набрать, —
Да лес огородили!
        В стране надуманных гербов
        Петровна прозревает.
        В углу
        Корзинка для грибов
        Ей душу надрывает…

                ________

Вот нам и сказка про гус я!
Отдать, на радость бесам,
Тому и виллы и леса,
Кто жёг деревни с лесом?!
        Народу — гриб сорвать нельзя.
        Всё можно — для Ылиты!
        Страна разграблена. Не вся.
        Но нет у ней защиты.

«Гибель „Титаника“» — это не мистика.
Но, к сожаленью, документалистика!
Ужас доподлинный. Ночь — настоящая.
Прорвенно и не по-мелкому льдистенько.
        Но, перед линзой, за чашечкой йогурта
        Млея, улыбку тая сумасшедшую, —
        Что ж ты так жадно глядишь на дорогу-то,
        Стольких людей никуда не приведшую?
Да, стариканы, девицы и отроки,
Ран вы уж больше ничьих не встревожите.
Было — да кануло в Лету. А всё-таки
Что ж вы никак НАГЛЯДЕТЬСЯ не можете
        На беспокойное, на безысходное?
        В чём-то и с нашими бедами сходное?
        Чт ораспаляете Киноимперию —
        Множить и множить за серией серию?
«Гибель „Титаника“» — это не мистика.
Не развлекаловка. Не беллетристика.
И одного бы хватило сценария —
Вспомнить невымышленные стенания
В море… Но множится «Гибель „Титаника“»,
Не иссякай, пассажирская паника!
Чаще тоните, ребята! — для зрителя
Крик ваш последний — заманчивей пряника!
        От состраданья давно ль исцелились мы
        К бедной планете, столь многое вынесшей?
        Лучше слезой обольёмся над вымыслом,
        Чем над реальностью: прошлой ли, нынешней…

Моя твоя не понимает:
Твоя бежит, моя — стреляет.

Кому-то нравится конфета.
Кому-то нравится навоз.
«— Айда внедрять и то и это! —
Министр культуры произнёс.

— Нам трудно равенство принять, —
Приводит нас оно в свирепство!
Но Чистоту и непотребство
Приказываем — уравнять!

И так как чистеньких эпоха
Быстрее смелет в порошок,
Забудем, что такое плохо
И что такое — хорошо.

А телезритель пусть хоть лопнет.
Моя нальёт — твоя потопнет».

Никого на свете не дичася,
Телебосс распорядился тут
Блуд нормальный нам казать до часа,
После часа — ненормальный блуд.

От апломба лопаясь вотще,
Кротких не приемля нареканий,
Негодяй «забыл», что на экране
НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ БЛУДА ВООБЩЕ!

О часах поспорив, мы ему
В остальном и в главном — не мешаем;
Телезритель, душечка, внушаем —
Сам не помнит, зомби, что к чему,

Вежливо поникнув головою
Под забывчивостью круговою…

Разобъясните мне в словах толковых:
Как сделались мы швалями такими,
Что — под предлогом равенства альковов
С экрана ПРЯМО В НОС нам тычут ими?!

Пусть будут равными; пусть в деспотизме,
В неравенстве пусть лопнут целой ратью;
Должна ли вся страна пред телелинзой
Сидеть фактически как под кроватью?!

У смысла отвоёванный со злобой,
Здесь геям час отводится особый
(В ущерб обычным дряням, не эстетам).
А нам едино — гейши или геи;
И тех и этих — гнать в четыре шеи!
Стыд отменён? Когда? Каким декретом?

Уж не Троянский конь, но, трижды окаянская,
Въезжает в город конница Троянская!

Разбулькался скорб ей буржуйских чан
Среди эфирных волн. Какого ляда,
Зануды, вам от слушателей надо, —
Чтоб гнать слезу в их продранный кафтан?

О призванные сеять Просвещенье!
Зачем — на комфортабельном посту —
Вам стряпать пьески — только про смещенья
В органике? Про блуд? Про наркоту?