Владимир Сосюра - Стихотворения и поэмы

О, не напрасно, нет, гремели пушки в поле,
и наша кровь лилась, и шли мы умирать.
О, не напрасно, нет, сама, по доброй воле,
иконки и кресты с детей снимала мать!..

Идите к нам в ряды все, кто живет борьбою,
кто солнце полюбил и на вершины гор
спешит — встречать его, душою молодою
провидя сквозь века зари багряный взор!

Гремят осколки скал под нашими шагами…
В былое горе бей нещадно, коммунар!
На смену мы идем, вступаем в бой рядами,—
урочный близок час… решающий удар…

Трепещет черный враг, на сполох бьет трусливо,—
но замолкает звон… редеет ночи муть…
Мы — дети звездных снов, мы — новых сил приливы,
нам златотканый май устлал цветами путь…

Серп Революции…
Знамена Первомая…
Лишь власть Советов нас к вершинам приведет.
Прочь отступает боль докучная, былая.
Настал урочный час… Бойцы идут вперед!

Мы в солнечной тоске веками вам служили,
из крови и костей вам строили дворцы,
с издевкой, с хохотом из нас тянули жилы
вы, паралитики и мертвецы!

Мы злато с серебром из-под земли долбали
для вас во мгле сырой, во мгле глухой для вас,
с культурностью своей вы нам такое дали,—
не пожелаю я врагу в недобрый час.

Красоткам вашим мы брильянты добывали,
а сестры шили им наряды для балов,
а после по ночам под окнами стояли,
где в танце плыли вы по зеркалу полов.

Вас с детства, как цветы, лелеяли, любили,
привыкли вы от жизни всё без боя брать,
за наши деньги вас панами быть учили —
златые кандалы душе своей ковать.

Мы матом в рудниках учились крыть неволю
и водкой свою грусть в получку заливать,
искать свою по свету долю,
а сестры — тело продавать.

И поп с крестом в руке ножи совал нам в руки,
и за объедки с панского стола
на брата брата слал он под молитвы звуки,
морями наша кровь в слепой борьбе текла.

А бог на небе спал. Темнели, молча, дали.
И падали века в бездонность, как свинец…
Мы на крестах своих пророков распинали,
плели пиявкам мы в болотных снах венец…

Но вот настали дни! Сошла с очей полуда,
и увидали мы, где враг, а где наш брат.
Возмездия огонь исторгли наши груди
в дни долгожданных красных дат…

Лакеи зла и тьмы! Уже Коммуны звоны,
как реквием для вас, гудят, гудят, гудят,
и падают, как дождь, дворцы, короны, троны,
в проклятиях борьбы тревоги бьет набат.

Покрыли небосвод всемирные пожары,
и там, где мы пройдем, лишь прах прошелестит…
На головы врагов обрушим мы удары,—
ваш мозг среди руин, как студень, заблестит…

Отплатим вам за всё — за слезы, кровь, за муки,
где бедный люд века тернистой шел тропой…
за это душим вас, ломаем ноги, руки
и топим мы в крови наш вечный гнев святой.

А в поле — солнце, май… Гудят Коммуны звоны,
в полях и городах последний бой идет…
И падают, как дождь, дворцы, короны, троны…
То мы идем… Расплата ждет!

Вчера потухший горн сегодня вновь раздули,
и наковальни звон людей к труду зовет,
и гибнет старый мир, где осени разгулье
на золотых челнах к закату дней плывет.

Завод, родной отец! Твоим заблудшим сыном
вернулся я к тебе с мольбою на устах.
К теплицам не пойдет под небом вечно синим
мечтатель молодой, что славит рожь в полях.

Где с черным золотом уходят эшелоны —
звучат веселые шахтерские шаги,
чалдоны-грузчики столпились у вагона,
полями стелется тревожный дух тайги.

В потухший горн ветра вновь силу нагоняют,
и наковальни звон людей к труду зовет,
и гибнет старый мир, чья осень отлетает,
на золотых челнах к закату дней плывет.

Ласточки на солнце, ласточки на солнце,
словно взгляд летучий, быстрый, невзначай…
Зацвели ромашки — будто вешний сон твой,
пахнут поцелуи, как китайский чай…

Я твою одежду целовал до боли,
я к твоим коленям припадал, любя,
к ласковым и нежным, как березки в поле,
что растут далеко, там, где нет тебя…

Вижу за морями дальнюю дорогу,
где к степи склонился синий небосвод…
У тебя ж, подруга, светлая тревога
на щеках холодных трепетно цветет…

В городе вечернем плакали трамваи,
слезы на высоких сохли проводах.
Для тебя сегодня ландыши срывал я, —
белые бубенчики чуть бренчат в руках…

Ласточки на солнце, ласточки на солнце,
словно взгляд летучий, быстрый, невзначай…
Зацвели ромашки — будто вешний сон твой,
пахнут поцелуи, как китайский чай…

Так никто не любил… Раз лишь в тысячу лет
мир такая любовь посещает,—
и тогда на земле распускается цвет,
тот, что людям весну предвещает…

Тихо дышит земля. К синим звездам она
простирает горячие руки, —
и тогда на земле расцветает весна
и дрожит от блаженства и муки…

От счастливых твоих, от сияющих глаз
сердце полнится сладкой тоскою…
Кровь по жилам моим, как река, разлилась,
будто пахнет кругом лебедою…

Звезды, звезды вверху… Месяц ласковый мой…
Чья любовь больше этой, о ночи?..
Я сорву для нее Орион золотой,
я, поэт Украины рабочей.

Так никто не любил… Раз лишь в тысячу лет
мир такая любовь посещает,—
и тогда на земле распускается цвет,
тот, что людям весну предвещает.

Тихо дышит земля. К синим звездам она
простирает горячие руки,—
и тогда на земле наступает весна
и дрожит от блаженства и муки…

Куда я ни пойду, мне снова травы снятся,
деревьев стройный шум рыдает за Донцом;
где улицы пьянит, дурманит дух акаций,
лицо заплаканное вижу за окном.

И темные глаза мне снятся, не мигая,
что вянут и молчат, отцветшие давно,
и ветер щеки вновь мои ласкает,
и запах чебреца несет в мое окно.

Ну, как теперь живет Горошиха-вдовица,
чей Федька — сын ее — застрелен был в ночи?
Мы с ним не раз вдвоем ходили по кислицы,
где шелестел бурьян и плакали сычи…