Евгений Дробышев - Сумерки рая (сборник)

могиле не той, что, землей зарастая,
чуть грустною нежностью светит,
а той, что во крови и лжи утопает —
в России никто ни за что не ответит.

зачем ты пришел в этот мир обреченный,
от ангела крыльев бесовская тень?
Наивною совестью облеченный,
ты ночь перепутал – подумал, что день?

Ковал ты кадры
советской
стране
назло
буржуазной
Европе

и окнами РОСТа явил ты вполне
размер нарастающей …бомбы.

женским обаянием пытаясь закрыться
революционно ориентирующейся проститутки,
хоть от ласки ее потом не умыться —
молодым и в пропасть летишь под прибаутки.

совесть под прямым углом зигзагами красными
думать не позволяет завитками безопасными,
зелеными яблоками не наешься досыта —
да ноги не несут в общее корыто…

вот такая судьба случилась,
а могла ли иная быть?
Но ведь все, что задумано, – получилось!
Новую планету открыть!

И мы ее изучаем теперь…
но вот странность – революции той давно уж закрыта дверь,
а голос твой все звучит и звучит,
поэзия совести не замолчит.

поэзия молодости без оговорок и апелляций,
выраженная языком слов и пролетарских анимаций,
и стиль этот даже стал модным вновь,
наверное, потому что в нем тоже говорит любовь,

наполненная молотами
и бицепсами нарисованными,
женщинами с грудями выпуклыми
(ни с кем не согласованными),
что-то в глубине каждого к этому тянется,
если про расстрелы не вспоминать —
вполне даже глянется.

но светит, светит сталинская улыбка хитрая,
кто на фотографиях видал —
зрелище самобытное!
и сказано было:
этот поэт – лучшее, что у нас (у них) есть —
а ведь Демьянов разных было
у него не перечесть!

А если кто ранее не слыхал,
то вождь и сам стишата по молодости писал,
и между прочим, в основном про любовь,
видимо, все мы грызем эту банальную морковь.

Но любовь без совести извращается,
и иначе у нее не получается,
а любовь вместе с совестью долго не живут —
лопнут слишком быстро и в вечность канут.

но не стала пугающая прямота
пыльным антиквариатом,
до сих пор слышится она трескучим раскатом,
выражаясь в гримасе пересохших губ,
но все-таки играющих на флейте
водосточных труб…

Какой ноктюрн сыграем мы, ребята?
Останется от нас хотя б блатняк?
И будет ли хоть кто-нибудь когда-то
про нас хоть что-то помнить, хоть пустяк?

Женщины ищут в мужчинах любовь,
но на грубость наталкиваются вновь и вновь,
а они всё ищут и не понимают, почему
он не ценит принадлежность ему одному.

Вот и бросаются в страсти безбрежные,
холодные по сути, те, что должны быть нежные,
и идут на любые испытания,
лишь бы доказать неразделенной любви признания.

и опять грубость использования ее (необъяснимая,)
и вновь предложения неудобоваримые.
Когда же это кончится непонимание,
немое согласие против невнимания?

Может, это и удобно кому-то, но я против,
грубость убивает, не помянув и обратно не воротив.
Будущее – за женщинами за рулем:
может, и тихо поедем, но никого не собьем!

Мужчина тоже ищет, но не знает чего —
наверное, в женщине отразить себя одного.
но вот загадка – растворы не смешиваются,
поиск по жизни и вопли немые не уравновешиваются…

Выпей вина и расслабься, дружок,
дай молча себя вписать в этот кружок,
где ты не будешь больше печалиться ни о чем
и чудесно окажешься (временно) ни при чем!

Как давно уже я заявлял,
стихи невозможно слушать,
лучше их, окрыляясь, читать
(даже можно при этом кушать).

Это сразу легко понять,
слушая голос старых поэтов —
даже если рискнуть и начать,
можно много утратить на этом.

лишь глаза пробуждают мечту,
ту, что в буквах запрятана дивно.
И ушам не понять красоту,
без проверки поверив наивно.

Как хорошо средь ночи, засыпая,
представить, как назавтра новый день,
рождаясь в стуке рельс, звонках трамвая
уже расставил сети перемен.

и будет все иначе, чем сегодня,
для всех, кто спит в полночный этот час,
и радостно закрутят хороводы,
всех вместе перемешивая нас.

Лишь в этом, думается мне, значенье утра,
я это знание пронес через года,
услышать сквозь тревожный сон нетрудно
то, что ведь, впрочем, не скрывалось никогда.

и если ты уже прошел полжизни,
полмира и его шальных забот,
ты все равно заметишь это мигом
с утра – все снова, не наоборот!

Когда белым укроет землю,
Видится все иначе,
Улицы прекрасному внемлют,
Наготу прикрыв и не плача,

Бороды отпустив
Водосточным трубам,
Лишь светом окон тепло открыв,
Замерзающим глазам и губам.

Жизнь собирается тогда внутри,
К пальцам холодом прекращаясь.
И зря ты душу меж ладоней не три,
Пусть остынет она, возвращаясь.

Когда ждешь ты один на один,
Не один, но на пару с тревогой,
И с самим лишь собою един
И с своей непонятной дорогой,

С жизнью тепленькой ты на один,
Изнутри дерзко зрящей вокруг.
Но никто не стоит впереди,
И никто не оглянется вдруг.

Живет, конечно, и стадное чувство,
И можно вместе пойти погулять,
Но, пройдя немного, почуешь грустно,
Что опять ты один, и опять!

В этом и есть пружина жизни,
И все как один – один на один.
Но не каждый же день на этом киснуть,
Завтра есть то, что стоит впереди.

Выключив Сегодня, окажешься в Завтра
И Завтра не выключится никогда.
Именно этим живут космонавты,
Когда ноги запутались об провода.

Когда играешь с мышкой ты,
наверное, думаешь, что кошкой
ты лапку тянешь к ней из темноты,
доверчивой и глупенькой немножко.

Когда играет с кошкой мышь,
она заранее знает роли,
и писк ее не слышен лишь
тому, кто не сличал пароли,

известные в игре на поддавки,
в которой мышь не знает пораженья,
и кошкиной хватающей руки
не спросит изменившегося мненья.

И поздно кошке петь теперь отбой,
в когтях уж трепетно забилось мышье сердце,
и кошка не владеет уж собой —
закрыта кошке выходная дверца.