Евгений Дробышев - Сумерки рая (сборник)

кто кошка здесь, кто мышь – не разберешь!
но ясно, что попалась кошка эта,
и кто в кого вцепился, не поймешь —
вдруг кошка догола уже раздета,

теперь уж мышка кошкою урчит,
а кошка под когтями ее плачет,
и правда кошкина теперь уже молчит
под мышкиной законною удачей.

Когда царит плохое настроение,
становишься ты в этот миг старей,
и необузданное нетерпение
задует сразу изо всех щелей.

беспечную и глупую веселость
назавтра сменит жгучий страх тревог,
чтоб головы поднять уже не смел ты,
а может быть, уже бы и не смог.

грусть порождается воспоминанием,
хотя вокруг так много новых лиц,
и хочется их охватить вниманием —
незваных женщин с поступью цариц,

мужчин с внимательным ревнивым взглядом,
детей зовущих в радостный эфир,
а более всего – тебя увидеть рядом
и наш оживший из вопросов мир,

трепещущих угольев жар неспешный,
производящий запахов настой,
вполоборота взгляд очей прелестный,
просящий робко свой вопрос простой.

Громко лаяли собаки,
тихо мышка пол скребла.
– Знаешь, там окно во мраке.
– Да, я знаю, я нашла.

расскажи мне все сначала:
как мечтал ты обо мне,
как я слушала, молчала,
жмурясь наяву во сне,

как потом все это сбылось,
что-то вправду, что-то нет,
как все сбылось и открылось,
и на все пришел ответ,

как сначала лишь вопросы
взгляды прятали с укором,
заплелись вопросы в косу—
а распались вдруг узором,

а казалось, не смогла бы
я сама распутать сети,
оказалось, и не надо,
все устроено на свете!

Наперед ведь и не знаешь —
жизнь на ощупь познается,
только кажется – теряешь,
а потом само найдется!

Не загадывай напрасно,
верь, не бойся, лишь проси.
каждому найдется счастье
на бесхитростном пути…

уж в ночи умолкли звуки
только мышка пол скребет.
Заплелися наши руки,
вечность скрип не разовьет.

Поэзия в банальном, узком смысле —
игра словесных пазлов в голове,
качанье слов на хлипком коромысле,
капелью импульсы рождая в тишине.

Здесь в каждой капельке содержится признанье
того, что было, и того, что ждешь,
в чужих глазах засветит узнаванье —
раз он нашел, то, значит, ты найдешь!

Чужой души глоток испив, смакуя,
ласкает нёбо концентрат любви —
в стихах он выражается, ликуя,
в стихах пульсация его крови.

Стихи – взаимное проникновение,
и не с чем глубину его сравнить.
как сводит в животе от наслаждения,
так между душами восторга тянет нить.

Но делают ошибки часто люди,
как руки судорожно ощупью впотьмах,
и видимо, так никогда не будет,
чтоб каждому почувствовать в руках

Живое сердце, этот странный орган,
что больше мучает, хоть радость и дарит,
а из каких противоречий соткан,
и самому себе не объяснит.

Из раздражающих вопросов на таможне,
очередей меж потных (пьяных) лиц,
вопросов – это можно иль не можно
вдруг вырастает южных теней лик

и запах теплый, что ворвался в двери,
смыл за собой неспешный самолетный гул
и сделал так, что сразу я поверил,
во что потом я верить не смогу.

Ведь это Крит – совсем такой, как прежде!
Хоть не бывал там прежде никогда.
Ведь этим южным запахом надежды
проникнешься хоть раз, но навсегда.

И вот немного нетерпения и муки,
чуть-чуть прочемоданной суеты —
и вот уже заботливые руки
снимают тень печали и тоски,

И шелест пальм и ветер придорожный
тебя ведут в огней ночную сень,
где смысл кажется таким глубоким,
но двигаться вдруг почему-то лень

Кто-то спит, стихов не пишет,
кто-то водку ночью пьет,
ну а мы друг друга слышим,
дорог нам наш хоровод.

Ленинград-Петербург, кружева,
Белый с черным над всем – синева,
Серый с желтым, как будто и нет,
Не сказал, где на это ответ.

На открытке – три линии, свет,
Черных веток контрастный ответ.
Синий иней на них или нет?
Это тоже ответ или нет?

Или нет, может, вновь или нет?
Надоел тебе этот ответ?
Надоел этот милый ответ,
Петербург – это да или нет?

Лед, чугун, синева, серый свет,
И опять – это да или нет?
Не сойти бы с ума в этот век,
Ты от века такой и навек.

Люблю я вечерне-ночную пору,
когда уже страсти утихли,
и крики дневные в глухую нору
забились, и съежились вихри.

Лишь тикают часики тихо в ночи,
и тускло от чайника светит,
что собрано за день – за час расточи,
а ночь тишиною ответит.

Ты с ней, с тишиной, говори не спеша,
пока сам себя не услышишь,
ты нежно смотри на нее, чуть дыша,
как будто совсем уж не дышишь.

Я в эти часы ничего не боюсь —
что было, уже отгремело,
а то, куда завтра опять устремлюсь,
в реальность пока не созрело.

За поздним закатом зажжется рассвет,
но то будет завтра, быть может,
обманчивый «да» и спасительный «нет»
еще на немного отложит…

Люблю я создавать, неважно что,
хотя бы только чувствие уюта,
лишь только не играть бы мне в лото,
где в никуда устроена каюта.

Поэтому я покупаю нить —
неважно, сколько стоит, но цветную,
и молотком по пальцам стоит шить
мою лишь ткань, единственно такую.

Дешевые я вещи покупал,
едва лишь только денежки случались,
и красотой обманчивой позвал,
когда правдивая давно кончалась.

И вот я понял – дело не в цене!
Она не может с красотой сравниться!
Простое, сложное – все наравне,
когда уж дней уходит вереница.

Стою я очередь за мишурой —
едой, посудой, простынями,
и счастлив я, пока покой
пребудет над моими днями.

не каждый это может спеть —
кого-то жизнь скрутила в падлу!
Ведь захотеть, но не иметь —
уметь с улыбкой это надо.

Меня ты чай звала попить,
а я уж думал, что не нужен
тебе мой голос и делить
себя не станешь – не разбужен,