Евгений Дробышев - Сумерки рая (сборник)

или заснул уже тот зов,
что нес тебя ко мне взаимно
глазами оброненных слов,
красноречиво так и оттого наивно.

а оказалось – нет! И чай
предлогом стал твоим случайным,
попыткой как бы так нечаянной
признаться как бы невзначай.

О радость! Больше и не надо!
Так, значит, ты была моей,
когда я видел лишь преграды
вокруг стыдливости твоей.

Чего тогда я опасался?
Откладывая на потом,
мечты лишь пальчиком касался,
слов не найдя немевшим ртом…

Вот и сейчас, все так же тихо
я уклонился от игры,
кивнул с улыбкой, извинился —
и отложил все до поры…

Мои стихи, быть может, не совсем стихи,
поэтому и не всегда они родятся,
всего лишь мыслей зарифмованной строки
способность на экране появляться.

Извращены, пресыщены мы нашим веком,
всего полно, вот он и не стоит —
извечный стержень, что нас человеком,
мужчиной делает, пока огнем горит.

Почуяв только удовлетворение
желанное, далекое, увы,
одним лишь запахом знакомым наслаждения
он щупает голодные умы.

Ему неведомы приличья изначально,
он хочет видеть только свой предмет,
и опускается и никнет он печально,
не встретив вожделению ответ.

Но научился век технологичный
формировать потребности товар —
вставал досель под голос мелодичный,
теперь не лечит обнаженности кошмар.

Конечно, нынче век мужчин – не спорю,
младенцы знают, где у ней губа,
но тот, кто драме этой жадно вторит,
любви уж не познает никогда.

А ведь она не в бедрах и не в грудях,
она в желанье слиться каждый час,
поманит тело, но и не разбудит
мечты желанной проявления в нас.

Схвати ты женщину голодными руками,
не зная даже имени ее, —
останется лишь холод после с вами
и ощущение такое, ё-моё…

Конечно, мы братья и сестры,
живущие все на одной земле,
но больше, чем братского, в нас животного,
слепо бродящего во мгле.

Каждый об этом, похоже, знает,
хотя и понимает, быть может, не вполне,
эх, далеко еще тянуться до рая!
А хорошо бы попасть туда и тебе, и мне!

Индустрия животное наше оберткой цветной прикрыла —
глянец, унитаз, комфорт во всем,
за улыбкой и помадой не видно рыла,
быть может, и жадного, но и веселого притом.

Любовь братская на жалость порой пробивает,
иногда просто улыбкой дарит,
когда же это случится – никто точно не знает,
хотя многое об этом вокруг говорит…

На часах одиннадцать,
Пятница страстная,
Крест уже поставлен,
Он уже на нем.

И души смятение
Чутко прерывая,
Птичий гомон щедрый
За солнечным окном.

Отразись, мгновение,
Разрешись, раздумье,
Тяжкие сомнения
В уши не стучат.

Правда светит ясно
Сквозь камни преткновения.
Не найти вам лучшую —
Вот они кричат.

Навстречу солнцу и лыжне,
среди снегов безбрежных,
легко тебе, и даже мне
не вспомнить грусти прежней.

Одни лишь кручи впереди —
их чувствуешь ногами,
на них быстрей вперед лети —
нет страха между нами!

Один азарт, веселый гон —
скорей, еще быстрее!
Трескучий сосен перезвон
морозом кожу греет.

И друг за другом мы гуськом,
дыша одним дыханием,
вдруг ощущаем перелом
в глубоком подсознании.

Его не выскажешь стихом,
лишь окриком гортанным,
клубясь морозным воздухом
и радостью спонтанной.

Не все так просто, ведь табак
Микробов, детка, убивает,
А коньячок, да и вино
Тугие мысли развевают

Про первое читал я сам,
Второе испытал на деле.
И вот совет теперь я дам,
Не прятаться же в самом деле!

Себе я смолоду все прописал —
Потом когда-нибудь отброшу!
Но как-то вот не перестал
Тащить в себе я эту ношу.

Быть может, от избытка чувств
Второе, первое спасает
А может, сети перегруз
Оно, как фаза ноль, снимает…

Привычка властвовать собой
Уводит бег от чаши этой,
А может, тихая любовь
У печки нашей недогретой.

Стучат колеса сердцу в такт,
тревожа свет вагонный,
здесь все неправда, все не так,
за дверью мир бездонный.

Из темноты метет метель
на белые завалы,
а поезд мчит меня к тебе
сквозь времени провалы.

Качаясь, фонари, как встарь,
пронизывают светом
пространства темноты алтарь,
не находя ответа.

Я полусплю-полуживу,
оставил на перроне
я время, пульс и суету —
их нет теперь в вагоне.

Из ниоткуда в никуда
мы мчим по расписанию,
здесь только чай и провода
достойны созерцания.

Здесь нет людей, одни места,
заполненные вяло,
здесь нет любви, одни глаза
опущены устало.

Вообще здесь нету ничего,
все ясно без вопросов,
лишь каждый хочет одного —
выжить среди торосов.

Из темноты опять метет
на снежные завалы,
и я пока лечу к тебе
сквозь времени провалы.

Нужна такая, чтоб всегда с тобой
глаза в глаза за жизнью гнаться
и пониманья звук немой
помог душе не напрягаться.

О женщинах написано немало,
хотя зачем? Ведь ясно всем давно,
что что бы там такого ни звучало,
на ум мужской приходит лишь одно.

Наверное, можно в этом признаваться
и заплестись в таинственную нить,
хоть и не хочет – ждет она, чтоб сдаться,
кусочек вечности собой еще продлить.

Я вас любил, любовь еще, быть может,
угасла, не угасла – все равно!
ей это не вредит и не поможет—
она уже все поняла давно.

Ей трудно без тебя, с тобой – труднее,
ей без тебя опасно, но легко,
как быть тебе в такой простой затее,
особенно когда ты далеко?

Отдать большой поклон мобильной связи:
Слова соврут, но голос – никогда!
Не управляется душа с собой в экстазе.
Ты не вини ее, хотя бы, лишь, тогда…

Купил кусочек мыла я и смылил его весь,
остался лишь обмылочек печальный,
и вот смотрю я на него в молчании —
мне с ним обиды легче перенесть.