Эдуард Лимонов - СССР – наш Древний Рим

От пива хмелён
И обличьем багров,
И Фрицы, и Гансы,
И каждый из здешних немцов.

Герр доктор гуляет
Во влажном лесу
И держит фиалки,
Приблизив опасно к носу,

Красавица Хельга
Печет поутру пирожки,
Труба испускает
Немецкого дыма кружки.

И вкусно, и сытно,
И старая площадь пуста,
И лишнего нету
На тротуаре листа.

Булыжники. Бочки,
Большие носы и очки,
И барышень нежных
Так розовы мочки,
И в крупную вязку носки.

Уютные домики
В рамах стоят из плюща,
И бегают дети немецкие,
Тихо пища.

И, кланяясь Богу,
Но в меру себя осеняя крестом,
Шли бюргеры в церковь,
Чтоб пива напиться потом.

Был немец в курфюрствах
Здоров, и сметлив, и понятен.
Вот немец в империи
Был нам всегда неприятен…

Зажглись рекламы дружно и зловеще
В витринах, не живы, и не мертвы.
На суд людской вы выставлены, вещи, —
Костюмы, юбки, чучело совы…

Неоны знойно вещи разогрели,
Они дымятся, скоро и пожар.
Однако вы запомнить их успели,
Чтобы купить бы юбки, туфель пар,

И чучело совы с собой возьмёте,
Бесплатно, как бы бонус, как бы приз,
Зачем же говорить о злом расчёте?
Пойдите и купите вещи, please!

Зажглись рекламы, город зеленеет,
Краснеет и синеет, и дрожит,
Сетчатка глаза орлит, не совеет,
И в кассу заплатить клиент бежит!

Когда я буду как скелет,
Скелетом возвращусь обратно,
Ты обними меня, мой свет.
Ты игнорируй струпья, пятна

Червей, ползущих изо рта,
Ты мне скажи: день добрый, милый!
Нет, я совсем не занята,
Готова говорить с могилой.

И я скажу тебе, ну, Фиф,
Ну ты даёшь, ты даже выше!
Всех ожиданиев моиф,
Ну ты даёшь, вы, черви, кыш, и…

Я обниму тебя, мой друг,
Скажу: «Вот женщина святая!»
К тебе явился я, супруг.
Из гроба, словно из трамвая,

Поскольку мертвецам – почёт,
Поскольку им надгробья ставят,
Ты поцелуй меня в мой рот,
И черви пыл свой поубавят!

Никого жалеть не надо…
Выпил парень чашку яда?
Героин его кусил?
Ну и что, он тоже жил!

Всё в владениях подлунных
Под зудящий грохот струнных
Возвышает, веселит.
Вот летит метеорит,

Прожигая атмосферу.
За царя, страну и веру
Приливаются моря,
Мокробрюхо говоря.

В темноте плывут моллюски
Через Берингов пролив.
Жирны в крыльях, в попе – узки,
Груди щупальцем прикрыв.

Алеуты смотрят хмуро
Звёзды капают во льды,
Сатанинская фигура,
Без усов и бороды

Трусит курсом безучастным,
Полюс Северный сломав,
Путь его пунктиром красным
Беспокоит сон держав…

Это Каин встал из гроба.
И бредёт сквозь тундры к нам
Сатанинская особа
Ужас древний городам…

Погибла маленькая птичка,
Ребёнок крошечных годов,
Как рот раскрывшая синичка,
Промёрзшая средь холодов.

Жлобы заморские, рыгая,
Её забили на лету,
А ты, страна моя больная,
Что ж ты продала сироту?

Жестокий семьдесят шестой,
Нью-Йорк суровый и простой.
Стояла смерть за мной с косой.
От льда трещали перевалы.
И я, взобравшийся на скалы,
Над Мэдисон вверху парил,
Я Демоном в Winslow жил.

Куски яишницы подлунной
И увертюры мощной струнной,
К Венере восходит Гондурас,
И демоны морочат нас.

Меркурий, Марс водой залиты,
В садовых лужах сателлиты,
Вином и сыростью несёт
И лишь чума тебя спасёт…

Все эти бабушки, все эти дети
Ездили ранее в твёрдой карете.
Их сотрясало, их так бросало!
Но путешествие всех развлекало.

Стали бывало. Сойдут по ступеням
В глубь ресторации, к Фролам и Феням.
Их, улыбаясь, встречал ресторатор,
Немец побритый, иль грек Пантократор.

Моцарт катался во всю по Европе,
Музыку слышал в каретном притопе.
То из Парижа, то в Вену, то в Прагу!
Моцарт весёлый, похожий на шпагу.

Фройляйн и фрау сквозь шторы глядели,
От знаменитого Моцарта рдели.
Театры пылали в багровом закате,
Через Дунай был паром на канате.

Лошади, женщины, дети, собаки
И у трактиров весёлые драки.
Воздух – навозом, вином и камином,
А если лето, то пах и жасмином…

Ты не охотишься, старик?
Твой пёс слинял, обмяк.
Как у порога половик,
Лежит он просто так.

Твой лес тебя уж позабыл,
В животных умер страх.
К твоей избушке подходил,
Кому не лень впотьмах.

Бродячий волк, и лось лихой,
И даже лез медведь,
Едва ты слабою рукой
Сумел дверь запереть.

Смерть также ходит где-то тут,
Животная она,
Идёт старик к тебе капут,
Объявлена война…

Бактерии волшебных рас,
Свирепы и сильны.
Впотьмах набросились на Вас,
Как слуги Сатаны.

Твой пёс и ты – обречены,
Как всякий, кто живой.
Бактерии со всей страны
Расправятся с тобой.
Ни женской ручки кипяток,
Ни болтовня газет,
Ни внука щёчки холодок,
Не остановят, нет.

Военного набега их…
Но ты их план сломай,
Бактерий победи лихих,
Жить дальше продолжай!

Тунисов и Алжиров
Прогорклые масла,
И катер пассажиров,
И шлюпка в два весла.

Шиповник цвёл как розы,
И ветром в нос шибал,
На палубе сквозь слёзы
Настиг девятый вал.

Сидела дама в шлюпке,
Повернута спиной,
В своей шотландской юбке,
И глаз голубизной

Взяла и окатила
Матроса-пацана,
Она его любила,
Всю ночь была пьяна.

Утёсы Гибралтара,
И цокот мандолин,
Она его гитара,
А он как сукин сын.

Ногами в парусине
Он даме помогал,
Втыкался в пах мужчине
Лица её овал.

На Гаити, в Порт-о-Прэнсе,
Негры жирные гуляют,
Сладковатый трупный запах
Вкруг себя распространяют.

Негры в розовых рубашках,
Негры в сюртуках и шляпах,
На них, мамах или папах,
Дети-негры повисают.