Ринат Валиуллин - Варварство

Распродажа… Всё по дешёвке:
тело, дух и немного мозга.
Жернова скуластые жёвкой
выдавали мою тревогу.

В зеркало. Вы смотритесь
в зеркало снова.
Нет, прекрасны и никогда не померкнете,
даю слово.
Увяданию не прижиться на цветущем лице,
двум фиалкам
отражение опишет глянцевое
правдоподобно,
как Маргариту Булгаков,
– красоту,
но настоящая в Зазеркалье,
куда я забирался не раз
купаться в истоках нежности.
Остаться там
был горазд,
пусть даже позже отверженным,
выброшенным из вашей души,
стёртым новыми увлечениями,
как бы не закончилась она паршиво,
прощения
заслужит моя любовь…
Двигаюсь в её направлении.

Вот, прими моё заявление
на белом бланке лица.
В полный рост удивление.
Я не по делу пришёл – по любви,
переносицей мялось мнение,
отнимая покой у брови.
Ночь сыта прохладой,
почата головка сыра,
прикус темнеющий сада
слабеет под цикад, оглушающих лиру.
Кому это надо?
Если мы уже закрыли глаза
переводом двух языков,
рук охватывающий азарт
настигает любовь врасплох.

Я не могу любить так, как хотел бы,
мне не дано, как в книгах, – томно.
Вытянемся рядом – стебли,
выскажемся – бутоны.

И я буду страдать, как все млекопитающие,
разорванные обстоятельствами,
наблюдая тающее
лиц сиятельство.

И я брошусь звонить, искать
и не найду нужного слова,
как брошенная в море тоска.
Дайте хоть один шанс сбросить её на другого,

дайте хоть повод изменить по-человечески,
без видимой причины,
легенде греческой.
Избавиться от личины
дайте.

И вы готовы исполнить
любое моё желание без сожаления,
солнце достать в пургу,
поцеловать, как хочу,
встать на колени.
Кто вы – преступник
или недоразвитый гений?

Откуда такая осведомлённость,
щедрость поступков,
любовь?
Ту, что мир утомлённый свёл
к вызову проститутки,
к застройке уютных углов.

Любовь. А вы знаете, что это?
Я не знаю.
Покажите,
как экскурсовод историю Рима,
скоренько
перелистнёте губами?

Любовь. Мужчина на пороге признания,
сколько вы выпили?
Сколько я выпью вашей крови?
Мои комплексы скрыты,
ваши на поверхности, видны.
Я бы не торопилась,
в лапах любви,
больше некуда.
Изысканнее её, мудрее
разве что книги,
скорее даже библиотека.

Дам вам шанс из тысячи,
из миллиона мужчин.
Введите страсть внутримышечно,
пусть желание помолчит.

Февраль короткий – 28 дней.
По праву отсудила часть весна.
Театр солнца в обществе теней,
влюбиться силюсь,
но она мне не нужна.

Дробит теплом весна
щербатый рот зимы.
Любовь мне не нужна,
она ушла в штаны.

Деревья. Почки набухают,
словно лица поутру.
Их выражение – безмолвная вражда.
Я, ослеплённый едким светом, веки тру.
Любовь мне не нужна.

Окно открыто. Радостный сквозняк.
Слух режет птица лезвием ножа,
полощет ветер дня голубоватый стяг.
Я ей не нужен.
Она мне не нужна.

Доедает свет
остатки чая
собеседников.
День подходит к венчанию,
средненький.
Ничего не успел, не сделал
главного.
Завтра – объедки вчера
или шанс попробовать заново.

Беседа садится в тупик,
как корабль на пустомелие,
где тупи не тупи —
церемония, запустение.
Старый друг постарел.

Как влияние,
уважения мел
висками выглядывало.
Старый друг, старый свет
закатом.
Дружба тёплый вязала плед
ненужными датами.

На стенах извилин граффити,
на коже чувств тату.
Вы в памяти след оставите
там, где я упаду

под вас под влиянием слова,
скорее даже молчания.
Прожить бы всю жизнь так рискованно,
без свадеб и без венчания.

Я очень хочу… Пыльной жаждой
испытываю мучения.
Сегодня и завтра, каждый
день, проклятый повиновением.

Вам, единственному другу,
любимому и честному,
загнанная в угол,
отдаваться естественно.

Слышу море, как хотел бы тебя.
Жарит солнце,
скалы режут глаза.

Сколько я здесь провёл – неделю, минуту?
Вылежанный,
выскучился жутко.

Высыпано время на пляже
всех песочных часов
и в отдельности каждого.

Остановилось, высохло, пролетело,
протыкая забвением среди прочих
и моё тело.

Лицо в задумчивости
уподоблялось складкам мозга.
Ты на боку с Набоковым
могла финтить часами.
Я мир вокруг себя воображением создал,
его сомнения и грусть чесали.

Расчёсанное тело сосуществования,
незаживающая рана бытия,
без красок так убого рисование.
Я жил с тобой один,
и ты со мной одна.

Возьми меня в избранное,
я бы там пожил и размножился
в шкафу запылённых дум,
среди размышлений сизых,
где комфортом не блещет ум,

где розовые витрины век
закрываются, когда я целую,
задыхаясь в пороке, иллюзия
выкрикивает: «Полюбуйтесь,
для вас танцую!»

Я стану классиком ради тебя,
чтобы чувствовать иногда эти пальцы
и ускользающие глаза
от меня к абзацу.

Я обольститель женских душ,
вырвавшийся из обыденности.
Устрою
словесный душ,
чтобы хоть на мгновение
и с вас смыть её.
Открыть глаза,
они ведь прекрасны.
К реальности их привязать
ленточкой красноречия
атласной,
выплёскиваться и журчать.
Говорите, любите?
Так и я люблю.
Говорите, сильно?

Так слабо с этим глаголом
вообще не встретить.
Не боитесь,
что без намордника комплиментов
вас одну
могу зацеловать до смерти?
Спущу всё своё обаяние
и любовный мат,
чтобы найти то, что вы искали,
не унижая свидание
обменом устаревших цитат,
их эффективностью малой.
Сниму одежду со слов,
чтобы выразить своё восхищение,
позже скинув её и с наших полов.
Да здравствует взаимное порабощение!

Серые, как лица, камни,
холод проникся и полюбил,
в сердце ноябрь.
Среди мёртвых людей
и их домашних могил
иду, мне нужно так много
любви, чтобы всё ожило.
Нет ни женской жары beef-stroganoff,
нечто более сильное.