Коллектив авторов - Поляна №3 (5), август 2013

Прежде чем совершить подобное «проникновение» в потаенный уголок сердца несостоявшейся царь-птицы, надо сделать одно немаловажное замечание относительно многострадального глагола, использованного Крыловым для обозначения состояния собравшейся позавтракать героини, – позадумаласъ. Современному читателю его семантика может показаться совершенно прозрачной, наиболее искушенный, пожалуй, отметит налет разговорности (если не просторечности) или легкий привкус архаичности – редко кто использует его в наши дни [39] . И до такой степени редко, что и в печати, и в устном исполнении его постоянно заменяют более привычным – призадумалась. Более того, составитель «Словаря басен Крылова» ничтоже сумняшеся толкует интересующую нас лексему как ‘задуматься немного, призадуматься ’ [40] , уравнивая семантику двух разных глаголов и превращая их в синонимы, а тем самым фактически узаконивает подмену одного другим.

А делать этого ни в коем случае нельзя. И не только потому, что волю автора надо уважать, так сказать, из элементарной вежливости, но и потому, что речь идет о поэтическом тексте. Современник Крылова английский поэт С. Т. Кольридж как-то поделился своими «домашними определениями» поэзии и прозы, под которыми подпишется любой одержимый высокой страстью «для звуков жизни не щадить»: «Проза – слова в наилучшем порядке; поэзия – лучшие слова в лучшем порядке » [41] . Русский народ выразил сущность поэтического искусства короче и, пожалуй, не менее точно пословицей из песни слова не выкинешь. Руководствуясь этими соображениями, присмотримся к выбранному Крыловым глаголу.

Для начала необходимо отметить весьма выразительную фонетическую перекличку ПОЗА втракать – ПОЗА думалась [42] . Процессы приема пищи и мышления, таким образом, парадоксально сближены – по крайней мере последний оказывается едва ли не следствием первого!.. Тут невольно вспоминается знаменитый монолог Павла Афанасьевича Фамусова, открывающий II действие «Горя от ума»:

Обращает на себя внимание тот факт, что философствование, вызванное гастрономическим воспоминанием (о форелях Прасковьи Федоровны), производит на Фамусова эффект, сходный с тем, что испытала Ворона, наслушавшаяся Лисицыных комплиментов, – головокружение! Но это к слову… Вернемся к предмету нашего обсуждения – глаголу позадумаласъ. Прозрачность его семантики, о которой я говорил выше, обманчива и отнюдь не сводима к указанному Р. С. Кимягаровой значению. Приставка по- придает глаголу значение начала действия, причем интенсивного, длительного, протяженного во времени, тогда как семантика префикса при- сообщает оттенок незавершенности, так сказать, «половинчатости» и кратковременности действия. По крайней мере именно так трактовали глагол призадуматься составители САР4 в конце XVIII столетия: ‘несколько задуматься’ [43] .

Итак, наша героиня задумалась не только надолго – в течение этой задумчивости Лисица учуяла, затем увидела сыр, подошла к дереву и приняла решение, как действовать! Но в таком случае – если бы Крылову в первую очередь было важно подчеркнуть длительность паузы – почему бы не использовать соответствующий глагол, например, позамешкалась, да чуть (вдруг) замешкалась (помедлила), слегка замешкалась и т. п.? Замена вполне соответствует ритмическому рисунку. Более того, вольный ямб позволяет вообще обойтись без этого полустишия и тем самым прибавить динамики в сюжет:

И будто бы вообще ничего не изменилось! Но это, конечно, не так. Крылову нужна не просто Ворона или медлительная, вялая, нерасторопная Ворона, но Ворона задумавшаяся. К слову сказать, у нашего баснописца всего два «задумчивых» героя – помимо Вороны, это еще Котенок из басни «Котенок и Скворец» (1825), о котором рассказывается:

Как видим, задумчивость Котенка сопряжена с довольно-таки неприятными, даже мучительными ощущениями. А может, не только сопряжена ? Заглянем в Академический Словарь – все-таки с момента появления на свет «Вороны и Лисицы» прошло с лишком два века, язык в течение столь длительного срока претерпел серьезные изменения, которые могли коснуться и глагола задуматься//задумываться…

Вот толкования – признаюсь, неожиданные – интересующего нас глагола и производных от него лексем:

ЗАДУМЫВАЮСЬ

1) услышав о чем-нибудь неприятном в смущение прихожу, безпокоюсь мыслями;

2) подвержен бываю задумчивости, страдаю задумчивостию [44] .

ЗАДУМЧИВЫЙ

1) тот, которой задумывается; подверженный задумчивости;

2) печальный, в печали находящийся [45] .

ЗАДУМЧИВО задумавшись, смущенно, печально, или углубись в размышление [46] .

ЗАДУМЧИВОСТЬ склонность безпрестанно помнить, мыслить о печали своей, заниматься одним только тем предметом, который дух наш терзает и ничем оскорбительных воображений не разбивает; от котораго горестнаго чувство вания и самая жизнь делается несносною [47] .

Что касается «горестнаго чувствования» Котенка, то тут все понятно: его дух терзаем «одним только предметом» – голодом, оттого он и «жалобно мяучит», и «задумчив бродит». Но ведь Ворона-то, по нашему предположению, сыта! Отчего же она смущена, беспокойна, печальна, горюет – словом, отчего самая жизнь сделалась для нее несносною [48] ? С чего бы ей так загрустить – ведь «хлеб насущный», т. е. сыр получила? Уж не в ничтожности ли Божьего дара (С. А. Фомичев) корень зла? Сомнительно: дареному коню, как говорится, в зубы не смотрят, да и кому судить о справедливости Провидения? В чем же тогда дело? Думаю, ответ на вопрос следует искать в тексте басни. Вспомним: Крылов показывает Ворону в двух четко противопоставленных состояниях – грусти («позадумалась») и радости («от радости в зобу дыханье сперло») [49] . Радость заместила печаль! Ну, а радость, как известно, вызвали «приветливы Лисицыны слова» [50] , попавшие точнехонько в тот самый уголок сердца, о чем и предупреждал баснописец. Не бестолковость, а гордыня и тщеславие – причина того, что Ворона сначала лишилась разума, а затем и своего завтрака!

Именно в самолюбование метит Крылов, и это подтверждает текст басни. Вдумаемся в «приветливы слова» его плутовки.

Первое же произнесенное ею слово – обращение голубушка — Р. С. Кимя-гарова толкует как « экспресс. к голубка во 2 знач.», т. е. ‘ласковое обращение к женщине’ [51] (все выделено авт. – А. К.). Такое переносное значение было зафиксировано и в С АР4 [52] Согласен: Ворона – не Ворон, т. е. не мужчина, а женщина, точнее, самка. Но правомерно ли нормы человеческого этикета безоговорочно переносить на мир животных? Басня при всей своей аллегоричности (и уж тем более крыловская басня!) сохраняет за зверьем нечто имманентно «звериное». Если проще, то ни в коем случае нельзя забывать о том, что Ворона не только женщина, но и – в первую очередь! – ворона, т. е. птица. Более того, я готов даже допустить, что в устах Лисицы голубушка и впрямь традиционное ласковое обращение к женщине. А в голове вещуньи?