Рабиндранат Тагор - ...Это не сон! (сборник)

Когда она вспомнила о том, что эти цветы прощальный подарок Хемнолини, глаза ее наполнились слезами.

Вернувшись к себе в комнату, девушка принялась раздумывать, что бы мог значить этот смеющийся взгляд Нолинакхо. Что он о ней думает? Комоле казалось, что он разгадал ее самые сокровенные мысли. Раньше, когда ей почти не приходилось видеть его, было лучше. А теперь она то и дело сталкивается с ним. Это наказание за то, что она скрывает от него правду.

«Наверное, он сейчас думает: «Откуда мать взяла эту Хоридаши? Более нескромной особы я не видел», – мучилась Комола. – Ужасно, если он хоть секунду будет думать обо мне так».

В эту ночь, ложась в постель, Комола твердо решила, что на следующий день во что бы то ни стало признается ему во всем. А там будь что будет.

Встав на рассвете, Комола пошла купаться. Она ежедневно приносила с Ганги небольшой кувшин воды и, прежде чем приняться хлопотать по хозяйству, мыла и приводила в порядок молельню Нолинакхо. Сегодня, как всегда, она вошла в его кабинет, но застала там самого хозяина, чего раньше в такой ранний час никогда не случалось. Огорченная, что помешали ее уборке, она тихо вышла. Но, пройдя несколько шагов, вдруг остановилась и о чем-то задумалась. Затем медленно повернула назад и села на пол у дверей молельни. Она не знала, что удерживает ее здесь. Девушка не заметила, сколько времени она провела у дверей. Окружающий мир перестал для нее существовать. Неожиданно она увидела вышедшего из комнаты Нолинакхо, он остановился. В то же мгновенье Комола поднялась и, упав на колени, приникла к его ногам. Ее длинные, влажные после купанья волосы рассыпались по его стопам. Поднявшись затем с колен, девушка замерла, словно онемев. Она не заметила, что конец сари упал с ее головы, не чувствовала, что Нолинакхо пристально смотрит на нее. Комолу словно озарил свет вдохновения. И голос девушки не дрогнул, когда она произнесла:

– Я – Комола.

Звук собственного голоса вывел ее из этого странного состояния, и вся ее целеустремленность мигом исчезла. Комола задрожала всем телом и опустила голову. У нее не хватало сил сдвинуться с места, хотя оставаться было еще мучительнее. Вся ее воля, все силы ушли на то, чтобы сказать: «Я – Комола». Она не знала теперь, куда спрятаться от стыда, и лишь надеялась на милосердие Нолинакхо.

Нолинакхо медленно взял ее руки в свои.

– Я знаю, ты моя Комола. Идем со мной.

Он привел ее в свою молельню и обвил шею девушки гирляндой.

– Возблагодарим всевышнего, – воскликнул Нолинакхо.

И в тот момент, когда они оба опустились на колени и прикоснулись челом к беломраморному полу, в окно ворвались утренние лучи солнца, озарив их склоненные головы.

Поднявшись с колен, Комола снова взяла прах от ног мужа и почувствовала, что стыд уже больше не терзает ее. То не была восторженная радость – великий вечный покой освобождения в ее сознании сливался с радостным и ясным светом щедрого утреннего солнца. Безбрежная любовь переполняла ее сердце. Ее почитание было так велико, что, казалось, наполнило весь мир ароматом священных благовоний.

Комок подступил к горлу девушки, и слезы неудержимо полились по ее щекам. Комола плакала и не могла остановиться. Но сегодня то были слезы радости. Они уносили с собой тучи горя, омрачавшие ее жизнь, жизнь сироты.

Нолинакхо не сказал больше ни слова. Только с нежностью откинул упавшие на ее лоб пряди влажных волос и вышел из комнаты.

Жажда Комолы выразить свою любовь не была удовлетворена. Ей не терпелось дать выход переполнявшему ее сердце горячему чувству. Пройдя в спальню мужа, она обвила своей цветочной гирляндой его сандалии, прижалась к ним головой и снова бережно поставила на место. В тот день Комола хлопотала по хозяйству так, будто служила самому всевышнему. Каждое дело, которое она выполняла, неслось на крыльях радости к небу.

– Что с тобой, Хоридаши? – удивлялась Кхемонкори. – Ты так старательно чистишь, скребешь и моешь дом, словно за один день хочешь превратить его в новый.

Вечером Комола не взялась, как обычно, за вышивание, а закрылась у себя в комнате. Вошедший к ней с корзиной лилий в руках Нолинакхо застал ее сидящей на полу.

– Поставь эти цветы в воду, Комола, – сказал он. – Не дай им увянуть. Сегодня вечером мы пойдем просить благословение у моей матери.

Комола опустила глаза.

– Ты ведь не знаешь всего, что со мной было…

– Ничего не рассказывай мне, я все знаю.

Комола закрыла лицо руками.

– Но мать… – начала она и умолкла, не в силах продолжать.

Нолинакхо отнял ее руки от лица.

– Ма за свою жизнь простила людям многие проступки. Она простит и ту, которая ничем не согрешила.

1903–1905