Сборник - Народный эпос

Вот как он воевал – удалец Шабан!
И Шеки разрушил он, и Ширван,
Он «хазахов» страну опалил огнем,
Вкруг Тифлиса стало светло, как днем!

Сотня сот удальцов полегла в боях,
Хоронить их порознь – не хватит сил.
Возгласили тогда над всеми «салах»,
И над всеми вместе аул голосил.
Что там – стоны маток и плач ягнят?!
Слышишь ты – каково голодинцы вопят?!

Я скитаюсь в горах, как олень.
Чутко сплю в предрассветной тиши.
В глазах моих, как у птицы тарлан,
Гнев и горе моей души.
Я хожу, не касаясь земли,
Мой топор золотой – со мной.
Я оленей диких ловлю,
Ем их мясо, как волк лесной.
Я скачу, куда захочу,
От горы ухожу к горе.
А хозяин мой Бора-хан
У шатра лежит на ковре.

Мусеке-батыр пришел во владения Акша-хана
Когда его спросили: «Откуда ты?», —
Он запел:

Так широки увалы гор,
Что сыч их не перелетит.
Тот, кто слаб крылами ума, —
Сам себе словами вредит.

Моего коня, что грызет удила,
Не пожалею другу отдать.
Будет проклят тот, кто вздумает вдруг
Достаток друга забрать.
Моя душа для врага черна.
Найти бы ровесника мне,
За которого можно и душу отдать,
И не жалко пасть на войне.

Что качаешься и шумишь,
Явор, свежей листвой своей?
Дикой лошади, дикой козе
Жизнь и воля – простор степей.

Много думают важные ханы у нас,
Хороши джигиты у них.
Шиты золотом шубы на богачах,
В воротниках дорогих.
Хвастаются богатством своим…
Трус роняет саблю из рук,
А в руке джигита и плеть,
Словно сабля, – надежный друг.

Туча кровлей моей была,
Помогала ночная мгла
К стану вражьему подползать.
Темно-золотистый мой конь —
Это все богатство мое.
Враг коня моего украл.
Был бы он со мною, мой конь,
Я напрасно б не тосковал.

Кто я родом – спросил ты меня?
Я Нукая сын Из рода Уйсин.
Перед боем не содрогался я,
Видя девушек, не спотыкался я.
Неутомим, как Тулпар,
Нартов я на битву водил.
Ради жизни братьев моих
Я неверных войско разбил.
Борагана увалы я отстоял,
Бора-хана я защитил.
Если степь заметал буран,
Братьев я укрывал крылом.
Я друзей от смерти спасал,
Когда шли враги напролом.

Если другу грозит беда,
Я не отступлю никогда,
Перед войском не задрожу.
На врага врага уложу.
Коль в руке сломается меч,
Словно волк, рабов буду рвать.
А умру, как Темир-Казык,
Я на небе буду блистать.

Я, как трус, за жизнь не держусь,
Ничего нигде не страшусь.
Когда стрелы густо, как снег,
Над землею летят в бою,
За народ болея душой,
Положу я душу свою.

Что ж лежу я – батыр-джигит, —
Одинок и всеми забыт?
Но когда враги нападут,
Как колючку, их растопчу,
Съем их, как одногорбый верблюд,
Коль в степи настигнут меня,
Я не дрогну, не отойду.
Дам отпор врагам, как смогу,
В честной битве с честью паду.
Словно волк, врага разорву,
Если нечем будет стрелять.
Так над колыбелью моей
Пела в младенчестве мать:

«Вырастай джигитом, сынок,
Чтоб родной народ отстоять!»

Наши горы говорят:
Травы зеленеют ныне,—
Видно, белых ждут ягнят,
Что родились на равнине.
Наши горы говорят:
В день весны цветок томится.
Ранний, ждет: певуч, крылат,
Жаворонок возвратится.
Наши горы говорят:
Ныне девушки в обновах,—
Возвращаются назад
Смельчаки из битв суровых!

Перекресток трех дорог.
Девушка стоит в печали:
«Может, милый жизнь сберег?
Может, пули миновали?
Не была бы по весне
Я свежей, чем эти травы,
То достался бы и мне
Из ягнят – один кудрявый.
Не затмила 6 я подруг
Красотой своею жгучей,
То и мне достался б вдруг
Из парней – хотя бы худший!
Но, к несчастью, как трава,
Расцветаю спозаранок,
И кругом идет молва,
Что я краше всех горянок.
Потому-то я и жду
Дорогого мне джигита,
С ним развею я беду,
Он избрал меня открыто.
Для ягненка мягок луг,
В небе жаворонок вьется.

Я не знаю, где мой друг,
И тревожно сердце бьется.
Хоть я краше всех подруг,—
К ним вернулись их джигиты,
Только мой не едет друг.
Он живой или убитый?
От зари и до зари
Жду, что весть о нем услышу!»

По ступенькам Чегери
Поднимается на крышу.
Оглядела все, что есть
И вблизи, и в отдаленье.
Слышит: быстро мчится весть.
Слышит: весть летит в селенье.
Скачут всадники чуть свет:
Всюду весть узнают вскоре.
Впереди – ее сосед,
А в глазах соседа – горе.

«Если мрачен мой удел,—
Никогда тоски не ведай.
Если день мой потускнел,—
Ты всегда дружи с победой.
Весть какую ты принес,
Мой сосед, на крыльях черных?
Чьих ты хочешь горьких слез?
Чьих стенаний в скалах горных?»

– «Приготовь глаза для слез,
Сердце – для глухих стенаний.
О возлюбленном принес
Эту весть я с поля брани».

– «Лучше б я была немой.—
Говорить бы не хотела.
Лучше б стала я слепой,—
На тебя б не поглядела!»

Так сказала и бегом
По тропе заторопилась.
Конь ретивый ей знаком.
Что же с всадником случилось?

Вороной глаза скосил.
Он копытом бил сердито.
Иль прощения просил,
Что не уберег джигита?
«Без хозяина домой
Ты с оружием примчался.
Конь мой, конь мой вороной,
Где ты с всадником расстался?»

Смотрит: в скорбь погружены,
Горцы встали на развилке.
С буркой черною видны
Погребальные носилки.
Стала умолять друзей,
Чтоб носилки опустили.
Люди сжалились над ней,
Жаркой просьбе уступили
И в сторонку отошли,
Верность сердца почитая.

Наклонилась до земли
Любящая, молодая,
С трепетом приподняла
Бурку, молвила:
«Средь схваток
Ты – мой сокол, чьи крыла
Ужасают куропаток.
Ты, как молния – туман,
Вражьи рассекал отряды.
Много ль получил ты ран?
Что ж лежишь ты без отрады?»
Приоткрыл глаза джигит,—
Милая пред ним предстала.
«Грудь моя в огне горит,
Получил я ран немало.
Смерть склонилась надо мной.
Напои, прошу, подруга,
Родниковою водой
Умирающего друга».

Набрала из родника
Ледяной воды в ладони,
Напоила смельчака,
Уронив слезу в ладони.
Пламя в сердце погасил,
Жажду утолил любимый.
Из последних молвил сил
Он с тоской невыразимой: