Сборник - Народный эпос

«Ты, чье имя – стяг в бою!
Как заря, ты загорелась,
И в тебе я узнаю
Удаль, мощь мою и смелость.
Если пить захочешь в зной,
Если жажда грудь изранит,—
Для тебя живой водой
Пусть моя могила станет.
Если встретишься с бедой,
Горе ль тяжкое нагрянет,—
Пусть надгробье надо мной
Для тебя опорой станет.
Как я плод хотел сорвать
Самый сладкий с древа рая,
Солнца луч хотел поймать
Для тебя, моя родная!
Но, увы, на этот раз
Мне удача изменила.
Наступил мой смертный час,
Ждет меня моя могила».

– «Не поверю никогда,
Что умрешь ты, мой любимый!
Что в цветущие года
О тебе рыдать должны мы!
За тебя я жизнь отдам,—
На земле живи просторной.
Светлым снилось ли мечтам,
Что конец наступит черный?»

– «Чегери, к чему рыдать?
Горькие нужны ли речи?»
Сотоварища опять
Подняли друзья на плечи.
К сакле Чегери идет
С верными друзьями вместе.
Задержались у ворот.
На почетном, ровном месте
Раненого храбреца
На носилках опустили,
И суровые сердца
Задрожали, загрустили.

«Над аулом солнце дня
Светит ярко и красиво,
Только в сакле у меня
Так печально, так тоскливо!»

Силы все свои джигит,
Чтоб подняться, напрягает,
Рядом девушка стоит,
Приподняться помогает.
Горцы на своих плечах
Понесли его к постели,
Но огонь погас в очах,
И уста окаменели.
Умер он среди своих,
На глазах подруги милой.

Навсевда ушел жених,
Стала жизнь ее постылой.
С беспокойством вороной
Ржет, – и мысль его тревожит:
Трусу с низкою душой
Он достанется, быть может!
Где же трус? Он крутит ус:
Значит, так судьба решила,—
Скоро завладеет трус
Той, что храброго любила!

Охватила всех тоска
О соратнике и брате.
Хоронили смельчака
На кладбище на закате.
Вороной умчался прочь:
В сердце смута и унылость.
Чегери, темна, как ночь,
Над могилою склонилась.
Но и сердце Чегери
Скорбью ранено жестокой
И разорвалось внутри
Молодой груди высокой.

Прах дрожит, скакун летит.
Он скалы достиг отвесной.
Вниз глядит: замолк джигит,
Удалью своей известный.
Озирается кругом:
Травы плачут, речка стонет.
Вместе с горцем-смельчаком
Девушку его хоронят.
«Для чего мне жизнь без вас?
С белым светом я расстанусь!
Лучше я умру сейчас,
Только трусу не достанусь!»
Он скосил свой карий глаз,
Презирая страх и робость,
Со скалы сорвался в пропасть.
Он заржал в последний раз.
Так слились в одной судьбе,
Так три сердца замолчали,
Только песню о себе
Добрым людям завещали.

На востоке облака
Заалели поутру,
И прекрасная Бика
Появилась у дверей.

Прислонившись к скакуну,
Говорит любимый ей:
«Я в далекую страну
Уезжаю воевать».

И в ответ к нему с мольбой
Обращается Бика:
«Ты возьми меня с собой,
Свет единственный очей».

– «Как возьму тебя в поход,
Ненаглядная моя?
Засмеет меня народ,
Опозорюсь я окрест».

– «Стану ждать тебя с войны,
Белым дням ведя я счет.
Свадьбу мы сыграть должны,
Как вернешься ты домой».

– «Если, возвратясь домой,
На тебе я не женюсь,
Пусть удел счастливый мой
Молния испепелит».

Скрылся всадник за горой,
Вслед три месяца прошло.
А в любви три дня порой
Целой вечности сродни.

По тропинке за водой
Из дому пришла Бика
И черпалкой золотой
Стала наполнять кувшин.

В стороне от родника
В безмятежный этот час
Услыхала вдруг Вика
Шепот четырех старух.

«Ах, почтенные, вы мне
Не расскажете ль, о чем
Речь ведете в стороне
Шепотом между собой?»

– «Если б знала ты, Вика,
То, о чем мы речь ведем,
У тебя 6 наверняка
Слезы брызнули из глаз.

Если бы твой слух проник
В наш укромный разговор,
Ты упала б, как тростник,
Что подрублен был ножом».

От нахлынувшей тоски
Бросила кувшин Бика,
И разбила на куски
Золотой она черпак.

К горлу подступил комок,
Слезы брызнули из глаз.
И, чувяки сбросив с ног,
Кинулась в аул она.

Видит: головы склоня,
Аульчане в поводу
Черного ведут коня,
Бурка черная на нем.

«Стойте! – крикнула Вика.
Ради неба самого,
Чтоб взглянуть на седока,
Сбросьте бурку поскорей!
Очи черные его
Что ж не смотрят на меня?
И в объятьях у него
Почему не нахожусь?»

– «Иль сама не видишь ты,
Очи зоркие его
Кровь до черной слепоты
Под бровями залила?
Как тебя – любовь свою —
Он в объятья заключит,
Если две руки в бою
Перерублены клинком?»

Кинулась домой Бика,
Саблю со стены сняла
И, сурова и легка,
Села на коня верхом.
И, решимости полна,
Бросила коня в намет,
Ибо поклялась она
Смертью отомстить врагу.

О воине слушайте повесть мою,
Чтоб доблестью сердце народа согрелось.
На радость вам подвиг сейчас воспою
Хунзахца, чья славится гордая смелость.
Смял юношей с рыжею хной на усах,
Взял девушек с хной на густых волосах,
Соратникам роздал большую добычу, —
О лев, как я песней тебя возвеличу?

Всему Дагестану ты – острый кинжал,
Ты пушкою был, что Шамиль заряжал,
Ты скрылся в Гехах, где надежная крепость,
В Бархане врагов обманул ты свирепость.
Зачем же ты, славы вкусив золотой,
К неверным ушел и покинул нагорье?
Зачем, шариат отвергая святой,
Пришел в Шахкиру, нашим горцам на горе?

«Подумал я, славы вкусив золотой:
Умру, как вступлю я во вражеский город.
Решил, шариат отвергая святой:
Неверными будет живот мой распорот!»

Но слушайте, храброму почесть воздам, —
Тому, на кого рассердился имам,
Кто стал для Хунзаха причиной страданий,
По ком и вершины скорбят в Дагестане.

Остался теперь без добычи Хунзах, —
Так как же ему не томиться в слезах?
На Сунжу орел улетел из гнезда, —
Ужель не страшна Дагестану беда?
Не он ли, пройдя обиталище змея,
С отрядом своим разорил Адичах?
Не он ли в Хунзах возвращался, умея
Добыть полонянок с блистаньем в очах?
Не он ли бумажные деньги в попоне
И золото вез, не пугаясь погони,
Чтоб выдать соратникам пятую часть, —
Скакал, Араканам явив свою власть?
Не он ли над скалами Кара-Кайтага
Как сокол парил, чья безумна отвага, —
Короткое ухо – прославленный волк?
Бику Шахвали, что нежна, словно шелк,
Не он ли в шатре захватил, полон жара?
Не он ли, – то гордость была Дешлагара, —
В таркинские рощи погнал табуны?
Не он ли с прибрежной угнал стороны
Коней, на дорогах устроив завал,
И князю Аргуту послал свое слово:
«Я часто вас бил, я на вас нападал,
Я снова приду – разобью тебя снова!»