Демьян Бедный - Том 1. Стихотворения 1908-1917

Когда мне почтальон подаст письмо «с оплатой»,
Последний грош отдам, но я письмо возьму.
Я ждал его, я рад убогому письму:
Конверт замасленный, вид выцветшей, измятой
Бумаги дорог мне, – он сердцу так знаком!
В печальных странствиях, в блужданиях по свету,
Я сохранил себя природным мужиком
С душой бесхитростной, и детски рад привету
Сермяжной братии, посланью из глуши
   От мужичков единокровных:
В густых каракулях, в узоре строк неровных
Застыла сердца боль и скорбь родной души.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«Здорово, брат! Земной от нас тебе поклон.
Составить соопча письмо – твои соседи
Сегодня собрались у Коренева Феди,
   А пишет Агафон.
Живем попрежнему, берложные медведи.
   От нас каких вестей!..
В столице ноне ты, там ближе до властей,
Там больше ведомо, – ты нам черкни что-либо.
   Спасибо, брат, не забываешь нас!
   За три рубля твои спасибо.
Здесь пригодилися они в тяжелый час:
   Тому назад не будет, чай, недели –
   Нуждались в деньгах мы для похорон:
Лишился деда ты, скончался дед Софрон.
Давно уж дед хирел, и вот – не доглядели:
В минувший четверток, не знамо как, с постели
Сам поднялся старик полуночной порой
И выбрался во двор, да на земле сырой
Так, без напутствия, и умер под сараем.
Покой душе его!.. Пусть старички уж мрут!
И нам-то, молодым, охти как ноне крут
Да горек жребий стал!.. До сроку помираем…
В чем держится душа!.. Разорены вконец.
   Не зрим ни прибыли, ни толку.
   К примеру – твой отец:
   Последнюю намедни продал телку!
За годы прежние с нас подати дерут,
Уводят тощий скот, последнее берут.
Выдь на голодный двор – и вой подобно волку!
   Ни хлеба нет, ни дров;
   А холод лют, зима сурова…
   Чай, не забыл ты Прова?
Под праздник угорел со всей семьею Пров:
Бедняк берег тепло, закрыть спешил печурку…
Вся ночь прошла, лишь днем, уже почти в обед,
   Тревогу поднял Фрол-сосед,
Да поздно… Кое-как спасли одну дочурку…
   Что было слез – не говори!
   Больших два гроба, малых три…
   Ревели всей деревней.
К Арине тож пришла беда, к старухе древней:
   В губернии, в тюрьме повешен внук.
Душевный парень был, охочий до наук, –
Книжонку сам прочтет, нам после растолкует.
В понятье нас привел. Бывало, все тоскует
О доле нашей…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   – Эх! нет больше сил читать!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Не примирился – нет! – я с гнусной рабской долей,
Все так же пламенно я грежу вольной волей,
Все с той же яростью позорный гнет кляну,
Но – голос мой ослаб, но – песнь моя в плену,
Но – грудь истерзана, и сердцу нет отрады,
Но из усталых рук исторгнут грозный бич!
Ликует злобный враг. Кровавой жатве рады,
Клубятся в черной мгле, шипя победно, гады.
Бой кончен. Нет бойцов. Призыва гневный клич
Напрасен: из живых никто не отзовется,
А мертвые из гроба не встают…
И я молчу. Молчу.
   Запел бы – не поется!
Заплакал бы – но слезы не текут.

Вся деревня всполошилась:
Жалко дедушку Макара.
Вот, поди ж, как гром, свалилась
На беднягу божья кара.
Сколько дней у ветхой хатки
Дед торчал, хоть ныли кости, –
Ждал, все ждал к себе на святки
Из столицы сына в гости.
Втайне батя для Емели
Хлопотал уж о невесте.
Вдруг о сыне прилетели
В час недобрый злые вести:
Что не первую неделю
Парень мается в неволе, –
Упекли под суд Емелю
За участие в «крамоле»;
А у судей в чёрном деле
Совесть – ой! – наматорела…
Не уйти никак Емеле
     От расстрела.

Вся деревня всполошилась:
«Жалко парня!» – «Жаль Макара!»
«Знаем, чай, за что свалилась
На Емелю злая кара!»
«Кто иной о нашем брате
Так скорбел, стоял повсюду?..
Чай, мы плачем не о тате!..
Чай, жалеем не Иуду!..»
«Братцы, что ж? Душе-то милой
Как-нибудь мы порадеем!..»
Шлют крестьяне за Вавилой,
Деревенским грамотеем.
Есть бумага, есть чернила,
Раздобыты где-то марки.
Настрочил за час Вавила
Просьбу в Питер от Макарки;
В тот же день без проволочки
Сам на почту свез прошенье.

…Дни бегут, за днями – ночки,
Нет из Питера решенья.
Сочиняя небылицы,
Долго ждали все ответа.
Ровно в праздник из столицы
Получилась эстафета.
Заглянул в нее Вавила
Да как бы с ума рехнулся.
«С нами, – крикнул, – божья сила!»
Побледнел и пошатнулся.
Дед Макар стоит – крепится,
Держит слезы через силу.
Православный люд толпится,
Наседает на Вавилу:
«Что ты вычитал, верзила?
Говори скорей, не мешкай!»
И очнувшийся Вавила
Отвечал с кривой усмешкой:
   «Милость, стало быть, господня!
Значит, с праздничком, Макарка!..
Вон какого ты сегодня
Удостоился подарка.
Без вина, брат, станешь хмелен,
Вестью доброю утешен:
Емельян-от… не расстрелян…
   А… повешен!..»

В родных полях вечерний тихий звон, –
Я так любил ему внимать когда-то
В час, как лучи весеннего заката
Позолотят далекий небосклон.
Милей теперь мне гулкий рев, и стон,
И мощный зов тревожного набата:
Как трубный звук в опасный бой – солдата,
Зовет меня на гордый подвиг он.
Средь суеты, средь пошлости вседневной
Я жду, когда, как приговор судьбы,
Как вешний гром, торжественный и гневный,
В возмездья час, в час роковой борьбы,
Над родиной истерзанной и бедной
Раскатится набата голос медный.

Ночной порой, когда луна
Взойдет над темными лесами,
Внимай: родная сторона
Полна живыми голосами.

Но, зачарованный волной
Ночных напевов и созвучий,
Прильни к груди земли родной,
Услышишь ты с тоскою жгучей:

Среди лесов, среди степей,
Под небом хмурым и холодным,
Не умолкает звон цепей
В ответ стенаниям народным.

Тщетно рвется мысль из рокового круга.
В непроглядной тьме смешались все пути:
Тайного врага не отличить от друга…
И стоять нельзя, и некуда идти…
Здесь – навис обрыв, а там – развалин груда;
Здесь – зияет ров, а там – торчит стена.
В стане вражьих сил – ликующий Иуда:
Страшный торг свершен, и кровь оценена.
Братья, песнь моя повита злой печалью,
Братья, голос мой – души скорбящей стон, –
В жуткой тишине над беспросветной далью,
Ободряя вас, пусть пронесется он.
Братья, не страшна ни злоба, ни измена,
Если в вас огонь отваги не потух:
Тот непобедим и не узнает плена,
Чей в тяжелый час не дрогнул гордый дух.