Демьян Бедный - Том 1. Стихотворения 1908-1917

Писатель так иной: за дело б молча сесть –
Так нет, он про него каких чудес натрубит!
А взялся за перо, – глядишь, ну, так и есть:
     Андрюха рюху рубит!

   Не только в старину, и ныне
      Бывают чудеса:
   Про Волка вспомнила Лиса, –
      Волк легок на помине:
   «Хозяйке-кумушке привет!
   К тебе я без доклада…»
   «Ах, что ты, куманек, мой – свет!
   Я польщена, я тень рада…
Подумать: навестил меня премьер-министр!
Да, кстати… Впрочем, кум, ты так горяч и быстр, –
Не огорчить бы мне тебя своим упреком…
   Прости, я не в своем уме…
Но, право, милый кум, ты в сане столь высоком
   Стал плохо помнить о куме.
Ты, зная, например, как пламенно о курах,
   Об этих кротких дурах,
Пекусь я, не щадя ни времени, ни сил,
   Хоть раз бы ты спросил:
Как курочки твои, кума, живут на свете?..»
«Постой-ка, – перебил тут Волк, – постой, кума!
             Да ты сама,
Чай, не последнею ты спицей-то в Совете!
А ты ль меня утешила когда?
   За все последние года
Хоть пару ты промолвила словечек
   Насчет моих овечек?!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Примета верная, читатель милый мой:
Хороший кум всегда столкуется с кумой.
А овцы знать должны, как знать должны и куры:
Раз речь зашла о них, так быть им всем – увы! –
         Одним без шкуры,
         Другим без головы!

   «Барбос!» – «Трезор!»
   «Ты что же смотришь истуканом?»
«Собачник, вижу я, бежит сюда с арканом!»
        «Шмыгнем-ка под забор!»
        Шмыгнули,
        Улепетнули
   На чей-то задний двор
   И продолжают разговор:
   «Слыхал, Барбос, ты новость эту?
Намедни в мусоре я выудил газету,
Так в ней прочел я: дан по городам приказ,
Что вешать, мол, собак бродячих… не гуманно…
   А дальше… как-то так… туманно:
Удушливый удобней, дескать, газ…»
«Туман – в твоей башке!.. Однакоже как странно! –
   Ворчит в ответ Барбос
        Трезору: –
   Ты, чай, слыхал про Лисий Нос?
Не дай господь попасть туда в ночную пору!
   И все же это – пустяки.
   Хоть я учен на медяки,
   Газетки ведь и я читаю между прочим, –
Так слушай: у людей – какую богачи
   На Ленских приисках пустили кровь рабочим!
Вот тут гуманность-то людскую и сличи:
   Без виселиц, без газу,
А живота лишить сумели город сразу!»

Барбосу выводов подсказывать не будем.
Сказать по совести, не знаю я и сам,
Кому завидовать кто должен: люди – псам
   Иль псы-бродяги – людям?

Дошел до станового слух:
В селе Голодном – вольный дух:
У двух помещиков потрава!
И вот – с несчастною, покорною толпой
Кровавая учинена расправа.
Понесся по селу и плач, и стон, и вон…
   Знал озверевший становой,
   Что отличиться – случай редок,
Так лил он кровь крестьянскую рекой.
   Что ж оказалось напоследок?
   Слух о потраве был пустой:
От мужиков нигде потравы никакой.
   «Ах, черт! Дела на слабом грунте!
   Не избежать плохой молвы!»
   Но, не теряя головы,
Злодей строчит доклад об усмиренном бунте.
Меж тем, очнувшися от бойни, мужики
   На тайном сходе у реки
   Постановили: быть Афоне
За дело общее в столице ходоком,
Пред Думой хлопотать, – узнать, в каком законе
   Дозволено все то, что ноне
Лихие вороги творят над мужиком?
Уехал наш ходок и через две недели
   Привозит весть.
Не дали мужики Афоне с возу слезть,
Со всех сторон насели:
   «Был в Думе?» – «Был».
                    «Ну, что?»
                    «Да то:
   Судились овцы с волком…»
   «Эй, не томи!.. Скорее толком
   Все говори, – кричит Егор, –
   Нашел на извергов управу?»
   «Не торопись ты… Больно скор…
Мы казнены и впрямь совсем не за потраву.
   Шел в Думе крепкий спор
Про наше – слышали? – про наше изуверство!
Но всех лютей чернил нас некий старичок…
   По виду так… сморчок..
А вот – поди ж, ответ держал за министерство:
„Потравы не было. Да дело не в траве:
У мужика всегда потрава в голове“.
Так, дескать, господа нас малость постращали,
   Чтоб мы-де знали:
   Крепка еще на нас узда!
А кровь… Так не впервой у нас ее пущали…
Что, дескать, было так и будет повсегда!»
   «Ай, горе наше! Ай, беда!
Ни совести в тебе, скотина, ни стыда! –
   Тут с кулаками все к Афоне. –
Ты ж в Думу послан был, а ты попал куда?
   Ведь ты же был, никак, балда,
   В разбойничьем притоне!»

Святая истина была в словах толпы:
Ведь в Думе кто сидел? Помещики, попы.
А с мужиком у них была какая спайка?
   Крест да нагайка!

   Ни тьма, ни свет,
   Ни да, ни нет,
Ни рыба, ни жаркое,
   Ни дать, ни взять, –
   Ой, срам сказать,
Читатель, что такое!
   Нам даст ответ
   Тот «комитет»,
Что кстати и некстати,
   И в день и в ночь,
   Всегда не прочь.
Ударить по печати.

   «Слыхал?» – «Слыхал!»
   «Видал?» – «А не видал!»
«Подумай: наша, брат, рабочая газетка!..
Чай, жиру не придаст хозяйским-то горбам!»
   «Да… Кой-кому не по зубам
               Конфетка».
   «А нам, гляди, как выйдет впрок!
   Пойдем-ка-сь купим номерок».
   Пошли, по переулкам рыщут,
               Газету ищут.
«Тьфу! Будто черт газетчиков посмел!»
   «Нашел газетчика, нашел!»
И впрямь нашел, судя по бляхе медной;
      Стоит парнишка сам не свой,
             Весь бледный.
«Газетку…» – «Братцы, всю унес городовой!»
«Ой, прах его возьми!.. Теперь хоть волком вой…
   Ты шутишь аль взаправду?!»

      Нет, не шутил бедняк:
      Под глазом у него синяк
              За «Правду».

Помаялся вдовцом Фома немало,
   Когда жены не стало, –
Но жил, терпел: авось бог детям даст судьбу.
Гадал, не чувствовал: век и его короток.
Сразила хворь Фому. Лежит Фома в гробу,
Покинув на беду двух малышей-сироток.
Толкуют мужики средь голого двора:
Как быть с детьми? У них, помимо крова,
   Всего сиротского добра
      Одна корова.
«Тьфу! – кто-то вдруг ругнулся сгоряча. –
Несет нелегкая к нам Прова Кузьмича,
   Нет на него провалу!»
   Все знали Прова-богача
   За кулака и обиралу.
      Войдя во двор,
   Кузьмич заводит разговор,
Что, дескать, для души он поработать хочет,
О похоронах он немедля похлопочет;
   А что касается детей,
То их хорошему вручить бы человеку,
И сам Кузьмич готов по доброте своей
С согласья общего малюток взять в опеку:
«Что ж, братцы! Погрешил я вдосталь на веку,
Так, может, грех какой я добрым делом смою.
   Уж я сироток опеку,
   Уж я их успокою!»
Дивятся все, такой увидя оборот, –
   Стоят, разинув рот,
И, кажется, упасть готовы в ноги Прову.
Меж тем, пока очухался народ,
Наш «опекун», не видевши сирот,
Уводит со двора сиротскую корову!