Демьян Бедный - Том 2. Стихотворения 1917-1920

В собрание одно на днях попав случайно,
   Был удивлен я чрезвычайно.
Псой объявился тут. Растрепанный и злой,
   Кричит: «Долой! долой!»
Бранит большевиков и чем-то их стращает,
   Эсеров очень восхищает.
Интеллигентики от Псоя без ума:
Вот, дескать, мудрость где народная сама!
   А то скрывают крохоборы,
Что мироед у них пришел искать опоры!

   Большевистская звезда
   Ярким светом светит.
   В чистом небе без труда
   Всяк ее заметит.
Словно выцветший плакат,
Звездочка кадета:
Повернула на закат
Мертвая планета.
   Смотрит горестно эсер
   На свою комету:
   «Был весной какой размер,
   Нынче – трети нету!»
Меньшевик клянет судьбу.
Очень уж обидно:
«И в подзорную трубу
Ничего не видно!»

   Про Еремея Ильича
      Да Прова Кузьмича
Всяк скажет: «Богачи первейшие в округе».
И вот поди ж ты: два первейших богача
Двух добрых слов сказать не могут друг о друге,
   У Прова Еремей –
   Собака, лютый змей,
   Мошенник, кровопийца!
   У Еремея Пров –
   Вор, изо всех воров
   И чуть ли не убийца!
Кто только богачей не пробовал мирить!
Поп даже проповедь сказал на этот случай.
Куда! О мире Пров не хочет говорить.
   Ерема ходит туча тучей.
   Не знала ни одна душа,
   Из-за какого барыша
      Так разъярились оба,
Что вот, кажись, порвут друга друга на куски, –
Что не уляжется у них, как видно, злоба
      До гробовой доски.
      Ан вышло дальше чудо:
      Вдруг по селу пронесся слух:
От батраков пришлось Ереме, дескать, худо –
Бунтуют, всё разносят в пух.
      Услыша о разгроме,
Кто ж первым бросился на выручку к Ереме?
      Кто? Пров Кузьмич, не кто иной.
Забывши прежние с Еремою все счеты,
Он, батраков своих в минуту сняв с работы,
      Кричит: «Ребятушки, за мной!
Проклятых бунтарей проучим так, ребятки,
Чтоб вечно помнили, как делать беспорядки!»
      Тут чудо новое стряслось,
Среди «ребятушек» такое поднялось,
      Что подобру да поздорову
      Счастливым случаем лишь Прову
От батраков своих укрыться удалось!

Всем, кто пугает нас «союзными» штыками,
   Скажу: морочьте дураков!
Чтоб батраков душить батрацкими руками, –
Да где ж найдете вы подобных батраков?
   Кривляки злые «Дня», продажные актеры!
Иуды гнусные, засевшие в «Речи»!
Зовите палачей! Но кто же палачи?
   Ужель французские шахтеры?
   Ужель английские ткачи?
Я вас приветствую, предательские перья!
И рад я каждому гнуснейшему листу:
Побольше смелости, поменьше лицемерья,
   Валите все начистоту!
Холопы барские, являйтеся в ливрее!
Пусть видит весь народ, кто враг его судьбе,
Удар, который вы готовите себе,
На ваши головы пусть рушится скорее!

«Дело народа» – не дело народа,
Что ни статейка – все пень да колода.
Жалкие речи про жалкую «тактику».
Совестно, видно, ссылаться на «практику»!

Чем не партия, ей-богу!
Век слыла за недотрогу.
Гордой павой выступала, –
Ан, гляди, как низко пала!
И румяна и белила…
С кем ты, партия, шалила?
«Ах, кому какое дело,
Что я с Керенским сидела!»

Сколько доблестных примеров!
Полюбуйтесь на эсеров,
Как они свою старушку
Превратили в побирушку.
Вот она – эсерья повесть:
Потерявши стыд и совесть,
Богачам сдались без бою
И с покорною мольбою
Ждут, воззрясь на денег пачки,
Хоть какой-нибудь подачки!
«Ой вы, горе-подлецы,
Буржуазные скворцы!
В клетках век вам вековать,
Зерна барские клевать,
С барских ручек вечерком
Баловаться сахарком!»

На Невском буржуи вчера «выступали»,
По Невскому несся их жалобный вой:
«Пропали достатки все наши, пропали!
Мы жертвою пали в борьбе роковой!»
Проклявши «отродье» предместий фабричных,
Буржуи, грозя дать «злой черни» отпор,
Склоняли знамена у банков столичных,
Рыдали навзрыд у банкирских контор.
Прошли весь Литейный, пошли по Шпалерной.
Узревши Таврический дряхлый дворец,
Гадали на пальцах в тоске суеверной:
Удастся иль нет мм игрой лицемерной
Опять оттянуть свой жестокий конец?
«Нас выручат только казацкие плетки!»
«Не верю я в свой депутатский билет!»
Чернов, Милюкова обняв у решетки,
Рыдал ему долго в пикейный жилет.
На нового друга загадочным взглядом
Глядел, ухмыляясь, кадетский хитрец.
Вороны тревожно кричали над садом,
И сумрак спускался на дряхлый дворец.

Суровый хозяин равнины холодной,
Народ, ты создашь Всенародный Совет
Не здесь! Не в темнице свободы народной
Свобода родится на свет!

Давно ль? Прошло всего каких-нибудь полвека
С тех пор, как власть «господ» была так велика,
     Что баре мужика
     Стеснялися считать за человека!
     Любая сволочь из «господ»
     Смотрела на простой народ,
Как на безгласную рабочую скотину,
Покорно гнущую пред «господами» спину.
     Любой плюгавый самодур
     Драл с мужика семь шкур,
     Выматывал у бедняка всю душу,
Вгоняя в жир свою откормленную тушу.
Днем барин – барствовал, а приходила ночь –
     Законно, без помехи,
Он брал у мужика единственную дочь
     Для собственной утехи.
Кто на насильника посмеет посягнуть?
Строптивца вправе он в бараний рог согнуть!
      Вся власть над челядью несчастной
Была дана ему другою силой властной.
Злодеи гнусные повластвовали всласть!

Когда корниловцы вчера, через решетку
В Таврический дворец, прокравшись, драли глотку:
     «Нам – власть! Вся власть! Вся власть!»,
Я думал: «Наглецы! Отъевшиеся баре,
К чему вы рветеся в отчаянном угаре?!
   Фальшивый спрячьте ваш мандат!
   Утихомирьте ваши страсти!
   Стал трудовой народ у власти:
   Мужик, рабочий и солдат!»