Демьян Бедный - Том 4. Стихотворения 1930-1940

   Отец мой жив, и мать жива.
Но жизнь – совсем другая бирка.
Вы посмотрели б, какова
У них колхозная квартирка!
Они уже девятый год
Вовсю работают в колхозе.
Корова есть, свинья, приплод,
Хороший сад и огород.
Одеты, сыты, есть доход.
Не пляшут босо на морозе.
Я помню мать, ее глаза
И крик, что ей не сыновья мы,
Когда мы с братом образа
Таскали в мусорные ямы.
А через семь годков она ж
 - В году… в тридцатом, помню точно, –
Вошла в такой безбожный раж,
Так фронт безбожный сбила прочно-,
Что поп, облапив попадью,
Забрал пожитки и – адью,
К чертям куда-то смылся срочно.

   Брат, Николай, в селе родном
При эм-те-эсе агроном.
Иван, учиться став ретиво,
Был политграмотным на диво,
Парторга в нем имел колхоз,
Как говорится, первый номер, –
В колхозе было много слез,
Когда его не стало. (Помер.
Его свалил туберкулез.)

Брат, Константин, был в Красном Флоте,
Способный. Младший командир.
Теперь, пока не сорван мир,
В колхозе – в тракторной работе.
Я сам уже пятнадцать лет
Держу пред родиной ответ:
Быв комсомольцем поначалу,
Пришел к партийному причалу,
Несу, как знамя, партбилет, –
Партсекретарь уже три года
Одной из воинских частей,
Стоящих там, где ждет невзгода
Всех, в край наш ищущих прохода.
Лихих, непрошенных гостей.

   Скажу о сестрах. Харитина
Была безграмотна, темна.
Теперь – не та совсем картина, –
На честь ударница она,
А книжку тащит даже в поле.
Елена – детработник в школе,
С утра до ночи занята.
А Надя – учится. И та
И эта – обе в комсомоле.
Сестра четвертая – о ней,
О чудесах ее бригады
Рассказ бы вышел подлинней.
Как мы, родные, были рады,
Что удостоилась она
(Об этом знает вся страна)
Великой чести и награды.
Брат, Константин, кричал «ура».
Когда прославилась сестра,
И, не держа порыва в тайне,
Сестру на честный вызвал «бой»:
«Я соревнуюся с тобой
На тракторе иль на комбайне!»

Вот где веселое житье!
Да… о сестре любимой нашей
Я упустил сказать: ее
Зовут – Анг е линою Пашей.

Белогвардейщина горланит часто «SOS»!
Что мы, покончивши с Россией богомольной,
Культурно-де пошли дорогою окольной.
Ну, это, знаете ль, белейшие, вопрос!
У нас от стариков до молодежи школьной
– Так общий уровень культурный наш возрос
Не зря же Пушкина читают все взасос,
И том Некрасова стал книгою настольной.
Нет, наш культурный рост с минувшим несравни
Давно уже свое изживши малолетство,
Мы ценим, любим и храним
Свое культурное наследство.

Намедни, получив крыловских басен том
С тремя статейками критического клана,
Я задержал свое внимание на том,
Что выперло в словах какого-то Коплана.
Еще под маркою двуглавого орла
Писались в книжицах такие утвержденья,
Что «басня, собственно, с Крыловым умерла
И форме басенной не ждать уж возрожденья, –
Не говорит она ни сердцу, ни уму».
– Мир праху твоему! –
Коплан на басню ставит «вето».
Не нужно нам оружье это!
Позвольте, как же так, я сразу не пойму.
Спросить партийного любого старожила:
В двенадцатом году – в маневренном бою –
Когда опасность нас повсюду сторожила,
Была нам басня впрок и службу нам свою
С немалой честью сослужила!
Но у Коплана некий шок
Иль дооктябрьский склад и мозга и кишок:
О баснях «правдинских» сей критик ни словечка.
Вот раскусите человечка,
Какой в нем кроется душок.
Крылов… Не мне снижать его талант огромный:
Я – ученик его почтительный и скромный,
Но не восторженно-слепой.
Я шел иной, чем он, тропой.
Отличный от него по родовому корню,
Скотов, которых он гонял на водопой,
Я отправлял на живодерню .
Все ж он в читатели завербовал и дворню.
Белинский, басенки Крылова разобрав,
Сказал уверенно – и оказался прав, –
Что баснописец наш имеет все приметы
Пройти всех ранее в «народные поэты».

Но не Белинские, а мелкая плотва
Теперь талдычит нам, что басня уж мертва:
– Почий, отжившая, под смертным покрывалом! –
Плотва была плотвой и будет ею впредь.
Как можно басне умереть?
С народным творчеством она в родстве не малом.
И это я имел в виду,
Когда в двенадцатом году,
Ища кратчайшего пути к народным массам,
Им в баснях ненависть внушал к враждебным классам .
И можно ли забыть, чьим гением она
   Была тогда оценена?
   Чтоб я не бил по дичи мелкой,
А бил по зубрам бы, бродившим по лесам,
   И по свирепым царским псам,
   Моею басенной пристрелкой
Руководил нередко Ленин сам.
Он – издали, а Сталин – был он рядом,
Когда ковалась им и « Правда » и « Звезда »,
Когда, окинувши твердыни вражьи взглядом,
Он мне указывал: «Не худо б вот сюда
   Ударить басенным снарядом!»

Я басне и потом не думал изменять,
Но темы требуют различного подхода.
Когда надвинулась «Октябрьская» погода,
   Пришлося в схватках применять
   Оружье всяческого рода.
Но басня и досель пригодна нам вполне,
      И я скажу в защитном слове,
      Что дело не в Крылове
      (И не во мне).
   В грядущей смене поколений
      Средь одареннейших голов
Ужели басенный немыслим новый гений,
      Пред кем спасует сам Крылов?!

Стараяся не выражаться крупно,
      Скажу я всем Копланам купно,
Что басню признавать уж формой неживой
И этим арсенал беднить наш боевой –
       Не только глупо, но – преступно .

Для благодарного поклона
Нужна не только голова.
Чтоб избежать в письме шаблона,
Нужны особые слова.

Я весь охвачен чувством странным,
Но кто поэта укорит,
Что под его нарядом бранным
Сегодня сердце говорит?

Я завтра вновь нахмурю брови
И к боевым вернусь трудам,
В рядах творцов великой нови
Жизнь – до последней капли крови
Тебе, о Родина, отдам!

Художник удивительной судьбы,
Боец несокрушимейшей удачи,
Друг класса, сбившего дворянские гербы,
И буревестник классовой борьбы…
Дать верный лик его – труднее нет задачи.
Отдавший жизнь свою великой цели, он,
Чей путь был боевым и мудро-человечным,
Войдет в советский пантеон
Художником, бойцом и нашим другом вечным !