Демьян Бедный - Том 4. Стихотворения 1930-1940

Больше слухов! Больше мути!
В ход любую дребедень!
Дичь нелепую до жути
Преподносят каждый день.

Позабывши брех вчерашний,
Порют дичь на новый лад:
«Возле Сухаревой башни
Коминтернский был парад!»

«Генералу Агитпропу
Боевой вручен приказ:
Взять Европу! Сжечь Европу!
Надо кончить с ней зараз!»

Идиотству нет предела.
В чем тут, собственно, секрет?
Это все по сути дела
Предвоенный буйный бред.

Это подлинные знаки,
Что готовится война:
Впредь до газовой атаки,
До начала самой драки –
Одуряющие враки,
Лжи газетной белена.

Как ни подл и ни циничен,
Как ни глуп фашистский бред,
Он по-своему логичен,
Как логичен всякий вред,

Гной больного организма,
Паралич, идиотизм, –
Как логичны для троцкизма
Терроризм и бандитизм!

Троцкий!.. Вот где грязи – вдвое!
Вот фашистский где герой!'
Вот чей вой в фашистском вое
Лейтмотив дает второй.

Клеветнического штаба
Омерзительный солист,
Вот кто выпрыгнул, как жаба,
На болотно-смрадный лист!

Вот кто знает все каналы
Журналистского жулья,
Вот кто прет материалы
Для фашистского вранья,

Вот кто страхи нам пророчит
И, кривя змеиный рот,
Наш народный суд порочит
И порочит весь народ!

Есть народная примета
(У народа глаз остер).
Про брехливого валета
Говорит примета эта:
«Шибко ехал, пятки стер!»

Троцкий пятки стер и совесть.
Смрад! Предельная черта!
Нам портрет такой не в новость:
Троцкий – с пеною у рта.

Он владеет редким даром:
Из провала лезть в провал.
«Балалайкиным» недаром
Ленин сам его назвал,

Да «Иудушкой» впридачу
Тож назвал его не зря.
Вот поставил кто задачу –
Срыть основы Октября.

Только рыла не хватило.
Не хватило? Наплевать.
Стал фашистское кадило
Гнус продажный раздувать.

Уличенный в бандитизме,
Он в Норвегии кривит,
На «невинном» журнализме
Он отъехать норовит, –

Искупитель он – дер Миттлер –
Не своей совсем вины,
Он кой-что строчит, хейль Гитлер,
Ради сына и жены,

В амстердамском желтом сите
Он просеян до зерна.
«Вот де Брукера спросите!
Вот спросите Ситрина!»

Эти ж милые персоны
От услуг таких не прочь,
Рады врать на все фасоны,
Чтоб преступнику помочь.

А пока там суд да дело,
Троцкий («Я еще живой!»)
Подвывает оголтело
Под фашистский злобный вой.

Ждем последнего «этапа»,
Остается он один:
«Троцкий с паспортом гестапо
Срочно выехал в Берлин!»

Там прямой приют бандиту,
Там он, мстить нам дав зарок
За друзей своих и свиту,
Обретет себе защиту…
На большой ли только срок?!

Вот откуда непристойной
Клеветы, грязна, мутна,
Как из ямы из помойной,
Льется, плещет жижи гнойной
Двуединая волна!

Полвека прожито. Геройский пройден путь.
В привете нелегко осилить эту тему.
Родной Серго, большой поэт когда-нибудь
Из биографии твоей создаст поэму.

Сердечных чувств своих к тебе мы не таим,
Хотя не склонны мы к сердечным излияньям.
Отважнейший боец – ты дорог нам своим
Орджоникидзовским особым обаяньем.

Сегодня в честь твою рекордно сталь куют,
И уголь, и руду рекордно подают.
Недаром стал твой фронт стахановскою школой.
Сегодня в честь твою гремит в стране салют
Всей артиллерии промышленно-тяжелой!

Мы знаем планы всех фашистских штаб-квартир.
Ну, что же? На удар взбесившихся задир
Ответим мы таким стремительным ударом,
Что скажет вся страна, весь пролетарский мир:
«Серго! Промышленно-стальной наш командир,
Салютовали мы в твой юбилей недаром!»

Советской родины преображая лик,
Одев ее в бетон, чугун, стальные балки,
Среди великих ты по-своему велик,
Несокрушимейший, кристальный большевик
Формовки ленинской и сталинской закалки!

Серго, прими мое словесное «литье».
Частица дел твоих есть и в моем занятье.
Рукопожатья всех – и в том числе мое –
В горячем сталинском прими рукопожатье!

Я по-испански не пишу
И на себя за то в обиде,
Но я Испанией дышу
И – сердцем, мыслью – весь в Мадриде.
Негодования полна,
Вся, вся Советская страна,
Страна народа-исполина,
Гремит проклятием врагу,
Чей фронт слился в одну дугу,
Дугу – от Рима до Берлина.
Стихи равняя на бегу,
Веду бойцов своих в атаку.
Удар мой первый по врагу –
В Берлин, в фашистскую клоаку.
«Х-э-э-эй!!»

Не углубляйся в века,
Мы все ж начнем издалека
И дату первую укажем
С победы гитлеровской, скажем.
О чем фашисты-главари
В те дни истошно ни кричали!
«Мы через года два иль три
Жить будем, немцы, без печали.
Полезет немцам счастье в рот
Само, как пышный бутерброд.
На хлебе – маслице коровье.
Ешь, сколько влезет, на здоровье!»
   Ан вышло все наоборот,
Ан бутерброд, скажи на милость,
Какой и был, из года в год
Стал приходить заметно в хилость
И – в завершенье прочих бед –
Он под конец сошел на нет.
Взяла Германию унылость.
«Хэйль Гитлер!» – это ж не обед!
Нужда не в масле уж, а в хлебе.
Вожди фашистские давай
Про журавлей горланить в небе,
Про украинский каравай:
Они возьмут советский край,
Поработят в нем все народы, –
Тогда уж, немцы, не зевай,
Знай – рты пошире разевай,
Забыв былые все невзгоды!
   Вон «журавли»-то каковы
В речах фашистского героя.
Да вот на деле-то, увы,
Все журавли-то у Москвы
Аэропланного покроя:
Задень их, боже сохрани,
В строю воздушно-журавлином
Не закурлыкали б они
Победоносно над Берлином!

   Для сногсшибательных затей
Пришлось искать иных путей,
Иных загаженных каналов.
Нашли – испанских генералов:
«Народный фронт?!. Стреляй! Дави!
Уж мы поможем вам по-свойски!»
И вот – Испания в крови,
Но бьется в ней народ геройски,
Но грудью стал он за Мадрид!
В Берлине бешенство царит,
В Берлине яростные клики,
Антисоветские улики:
«Мадрид бы пал уж в сентябре!»
Москва мешает их игре!
Да, затянулося с игрою.
Зима меж тем уж на носу.
А бутерброд ушел из строю,
Куда-то смыло колбасу.
Народ – опричь фашистов тучных –
Стал приневоленным чтецом
Агиток длинных, нудно-скучных,
Бессовестных, псевдонаучных
С неутешительным концом:
«Не ешь ни мяса, ни жиров.
Хейль Гитлер!» То-бишь, будь здоров!