Демьян Бедный - Том 4. Стихотворения 1930-1940

Рубцы вреда какие б ни остались,
   Враги жестоко просчитались:
   Изменники их подвели
Значением троцкистского подспорья,
Продажею украинской земли,
   И Приамурья, и Приморья.
Сорвали мы предателям их торг,
Готовность их к условиям кабальным:
Перед судом предательский восторг
   Звучит распевом погребальным.
Пощады нет. Она исключена
Для этого клубка змеино-злого, –
В сближенье с ним не только это слово.
Кощунственна уж мысль о нем одна!

Пред всей страной, пред родиною милой,
Сыновнею любовью прозвучав,
Как родина, пронизан гневной силой,
Как родина, спокойно-величав,
О сказочной красе ее расцвета,
Разя гадюк, проникших к нам во двор,
Вот петь о чем он призван, стих поэта,
   В ответ на вражий заговор.
Пусть он звучит, как песня боевая,
   И пусть прислушается к ней
Тот враг, что, нас фашистски отпевая,
Забыл, что нас вывозит не «кривая»,
   А мощь народная, живая,
   Та мощь, которой нет сильней!

В какой башке – немецкой иль японской –
Созрела мысль – нас сокрушить войной,
   Нас, пятилеткою двойной
Ковавших бронь не башни вавилонской,
   А грозной крепости стальной?!
   Страна, где радостной культурой,
Куда ни глянь, все расцвело кругом,
   Она ль не справится с врагом,
Как справилась с враждебной агентурой,
С бандитами, что шайкою понурой
   Теперь стоят перед судом?
Исход борьбы – он нам заране ведом.
   Разведчики предсмертным бредом
   Кончают подлую борьбу.
Их господа пойдут за ними следом.
Они пожнут такую же судьбу !

Вокруг сраженного внезапной смертью друга
Соратники-бойцы тесней сомкнули строй.
Смертельным приступом сердечного недуга
     Из строя выведен герой.
Спадает прядь волос на мрамор лба холодный.
Ты ль это, наш Серго, кипуче-огневой?!
Нет, нет, не умер, ты, наш рыцарь благородный:
Ты нашей гордостью останешься живой.
     Он будет с нами – образ твой,
     Когда грозовые всполохи
Определят врагам их роковой удел.
Твое бессмертие в бессмертье наших дел,
В величье ленинской и сталинской эпохи !

Он навсегда войдет в потомство,
Наш славный Новиков-Прибой.
Как поучительно знакомство
С его причудливой судьбой!

Самодержавья воздух спертый
Еще нам легкие травил,
Когда себя «Матрос Затертый» [15]
В литературе объявил.

Но духоте невыносимой
Мы дали бой, Октябрьский бой.
И вот – на мир на весь «Цусимой»
Взгремел наш Новиков-Прибой.

Наш Силыч – силой крепкой налит.
Рабоче-творческий аврал
С высокой мачты он сигналит,
Литературный адмирал.

Он смотрит с зорким напряженьем,
Чтоб враг не мог нас обойти.
– Вперед, к великим достиженьям
На нашем творческом пути!

В столице царской, знаменитой.
Вдыхая утреннюю мглу,
С сумой, газетами набитой,
Стоял газетчик на углу.
Он изучал прохожих взглядом,
Привыкши быстро узнавать,
Кому с какой начинкой-ядом
Газету свежую совать.

О «Новом времени», газете,
Все знали: орган в «сферах» – свой,
Сам царь читал его в клозете,
День начиная деловой.
«Нововременские герои»
Для «сфер» готовили «меню».
Щедрин, однако, в веки кои
Не зря перекрестил в «Помои»
Нововременскую стряпню.
В ней, кроме всякой дряни прочей,
Была излюбленная ось:
Она была антирабочей
И провокаторской насквозь.
Блестя на вид иным нарядом,
В суме – с «Помоями» рядком –
«Речь» изъяснялась тонким ладом,
Иным, культурным языком.
Она сочилась тоже ядом,
Но яд приправлен был медком,
Медком кадетской изготовки.
Она юлила с первых строк:
«Мы понимаем… забастовки,
Когда они… кадетам впрок,
Чтоб напугать рабочим „зверством“
Всех тех, кому „пора понять“,
Что лишь кадетским министерством,
Его искусным лицемерством
Рабочих можем мы унять.
Мы капиталу грунт распашем,
Мы для него расчистим путь!
Да не угодно ли взглянуть,
Как в „Современном слове“ нашем
Мы „красной тряпкой“ ловко машем,
Дабы рабочих обмануть!»

Газет указанных семейка
В переднем чванилась ряду,
За ними – шустрая «Копейка»
Рвалась в рабочую среду,
Рядилась пряником сусальным,
Соединяла с тоном сальным
«Демократический бутон»
И приложеньем премиальным,
То новогодним, то пасхальным,
Манила в желтый свой притон.
С ее блудливою «программой»
И вороватою рукой
Мерзавку эту эпиграммой
Нам отбивать пришлось такой:

        Билет
     Варшавской лотереи,
        Жилет,
     Лакейских две ливреи,
        Чулки,
     Бумажные ботинки,
        Брелки,
     Секретные картинки,
        «Эффект!» –
     Мазь для особых целей,
        Комплект
     Резиновых изделий,
        Одна
     Продажная идейка.
        Цена
     За весь товар – копейка!

«Да ведь рабочие пусты же!
Да с революцией – провал!»
«Луч» ликвидаторский бесстыже
Всей этой швали подпевал:
«Мы ликвидируем подполье!
Легальность! Лозунг наш таков.
Лишь крепче надо взять в дреколье
Вот этих вот – большевиков!
Они культурным нашим классам
Прямые вестники грозы.
Они нашли дорогу к массам,
Бунтуют темные низы!»
Тяв! Тяв! И шмыг скорей под лавку.
Поставим ли себе в упрек:
Мы ликвидаторскую шавку
Стегали вдоль и поперек!

В столице царской, знаменитой,
Вдыхая утреннюю мглу,
С сумой, газетами набитой,
Стоял газетчик на углу.
Вот покупатель. Кости крепкой.
Взял «Речь». (Глаза врагам отвесть.)
Сверкает взор под жухлой кепкой.
«Как с „Правдой“? Вышла?» – «Вышла. Есть.
Да пристав тут порол горячку:
За „Правду“ дал мне по горбу».
«Но ты успел припрятать?..»
«Пачку!»
«Куда?»
«Часть – в мусорную тачку,
Часть – в водосточную трубу».
«Я заберу всю пачку!»
«Ладно».
«Сочтемся вечером с тобой!»

Так вышла «Правда». Не парадно.
Не на парад ведь шла, а в бой,
В бой беспощадный, в бой кровавый
С ордой народных палачей,
С царем, с помещичьей оравой,
Со сворой хищных богачей,
С «нововременскою» отравой
И ложью подлой и лукавой
«Речей», «Копеек» и «Лучей».
Пред большевистскою бойницей
Трепались вражьи языки,
Мотались длинной вереницей
Жандармы, темные шпики, –
Иуда Троцкий за границей
Грозился взять ее в штыки.
Но «Правда» била гневом, смехом
Царя и всех его псарей,
Кадетов, крытых лисьим мехом,
И ликвидаторских угрей.
Путь расчищая к новым вехам,
Гремел враскат рабочим эхом
Гром большевистских батарей!