Вячеслав Воробьев - ЛиПа

Соединясь с природой

в скрещении дорог,

стою — прямой и гордый

молоденький дубок.

Мне ль из памяти вырвать туманной,

Как я гибну, глотая слезу,

Бедной Лизой, Карениной Анной,

Катериной бросаюсь в грозу.

(Людмила Щипахина. Дыхание века)

О мужчины! — исчадье, проклятье!..

Сколько лиц подурнело от слёз!

Утопились и Лиза, и Катя,

Аня бросилась под паровоз.

Вы не верьте, не верьте мужчине:

Дело сделает — будет таков.

Он наденет любую личину,

Но под каждою — враль Хлестаков.

Ах, подружки, я тоже беспечна!

Ждёт губитель в назначенный час.

А обманет меня бессердечный —

Утоплю его в память о вас.

Какая ночь!

Какая темнота!

И фуга

Восемнадцатого века —

След от слезы,

Раскованная нега,

Дыхание её,

Её уста!

(Виталий Юшкин. После свиданья)

Я и не знал —

Какая темнота! —

Что Надсон,

Северянин

И Вертинский

Со мною обойдутся

Так по-свински,

Всё рассказав

Про негу

И уста!

Мне снятся нерождённые стихи,

Они, как неродившиеся дети,

Они, как непрощённые грехи,

И я одна всю жизнь за них в ответе.

(Ирина Баринова. Тайна красоты)

А нам приснились, как на грех, стихи,

Что изданы, и если вы хотите —

Все ваши непрощённые грехи

Отпустим, только больше не пишите.

Я принял званье первого поэта,

Рождённого в российских небесах.

(Григорий Калюжный. Грозы)

Я щегольну то «штопором», то «бочкой»...

Здесь конкурентов встретить не боюсь.

Мне кажется отсюда чёрной точкой

Весь наш большой писательский Союз.

О, самая бескрайняя из вотчин!

Ты много грандиозней, чем Земля.

Пусть Хлебников придумал слово «лётчик»,

Но первый ас в стихах, конечно, — я!

Я сам себе читатель, критик, автор...

Безоблачен российский небосвод.

Вот разве кто-нибудь из космонавтов

Вдруг мимолётом лавры отберёт...

Как-то очень светло и знакомо

Со стены, что напротив окна,

Мне тайком улыбнулась Джоконда,

Посмотрев на меня с полотна.

(Вячеслав Качурин. Ощущение времени)

...С этих пор в галереях, в музеях —

А уж я повидал белый свет! —

Прямо в душу с портретов глазели

Дамы разных профессий и лет.

Их когда-то писали в экстазе

Ренуар, Модильяни, Гоген...

По лишь я появляюсь — и сразу

Устремляются взгляды со стен.

Радость их так понятна, близка мне!

Облик мой — словно солнце в окне...

Мне смеётся Алёнушка с камня,

Дарит девочка персики мне.

На пороге цветущего мая

По Москве прошагаю пешком —

Ввысь колхозница серп подымает

И спортсменка мне машет веслом.

Нет, не канут красавицы в Лету!

Как в лугах после ливня цветы,

Оживают девичьи портреты

От моей неземной красоты.

Но когда-нибудь, через тысячу лет,

археолог,

такой же дотошный, как мы,

доберётся до нашего среза...

Как ты думаешь, что он найдёт?..

Это мы искривляем пространство.

Мы меняем течение времени.

И никто нас не упрекнёт

в том, что мы совершаем это

перфоратором,

ломом,

кайлом.

(Евгений Лучковский. Птица памяти)

Если и в очередную тысячу лет

романтики,

напутствуемые поэтом Лучковским,

будут

то останавливать время стоп-краном,

то пускать его под откос,

чтобы оно невзначай не прокисло,

если совсем искривят пространство

с помощью лома,

кайла

и нескольких ёмких слов,

то наша планета будет занесена

в Красную книгу

Вселенной.

И когда какой-нибудь

археолог,

желая постичь

глубину и суть сего явления,

доберётся до нужного среза,

он найдёт на столе поэта

перфоратор,

лом

и кайло,

которые и не позволят считать

кабинет

абсолютно стерильной прослойкой.

Зарезали последнего барана —

Кого теперь в парламент выбирать?

(Владимир Львов. Бессонница)

Включаю телевизор я спросонок,

Он издаёт отчётливый щелчок,

А на экране жирный поросёнок

Мне обещает щедро пятачок

И продолжает врать, как сивый мерин,

То зубы он поскалит, то поржёт.

А мы ему все безотчётно верим.

Где ж он ещё такой найдёт народ?!

Его сменяет пёстрая корова

И, жвачку не закончивши жевать,

С экрана учит долго и сурово,

Как жить и за кого голосовать.

Ох, выборы! Как вспомню, так зверею

И, выругавшись тихо, не со зла,

Не верю я, товарищи, не верю,

Что в Думу вновь не выберем козла.

И плавным жестом кинуть на весы

рождённое к утру стихотворенье.

(Валерий Прохватилов. Полдневная пора)

Роман в стихах я завершил к утру...

Поэзия, застынь на этой дате!

Всем братьям по перу я нос утру,

когда сей том откроет мой читатель.

Легко текли рассветные часы,

и я, взяв в руки рукопись, волнуясь,

её с размаху кинул на весы...

Но чаши почему-то не качнулись.

Я лежу, наглотавшись озона,

К небу пятками, носом — в траву.

(Вячеслав Пушкин. Цветные сны)

Да, конечно, бывало и раньше.

Ведь не принято ж пить одному.

В выходные лежим, словно в трансе,

К небу пятками, носом в траву.

Горожанина тяжкая доля

На природу меня привела,

Но от трав полевого раздолья

Закружилась моя голова.

Я в межу повалился со стоном,

И окутал сознание мрак...

Как легко отравиться озоном,

Если раньше вдыхал аммиак.

Не увижу родимые дали,

Сиротою оставлю народ...

Но, надеюсь, цианистый калий

Горемычного к жизни вернёт!