Николай Векшин - Небесная канцелярия (сборник)

Чайки кирпичами белыми
Падают с неба.
Команда! Утрите темечки!
Хрустнула тема.

Женщина – вот соль и смысл жизни.
Если нету женщин, то – кердык.
Куй сынов побольше для отчизны,
Если патриот ты и мужик!

Дай реплик сладость мне опорой!
Под страсть подставь своё плечо.
И сумасбродный дамский норов
К тебе сдрейфует горячо!

Твои глаза – как фонари.
Я в них, как в озеро, войду.
«Любовь» и «кровь» избытых рифм
Куском оков в тоску скую.

Расстреляли в упор нашу кошку.
Как же плакала кошка тогда!
И осталась несъеденной плошка.
А охотник сказал «ерунда!»

Плыли волосы, словно пшеница,
Распускаясь цветами в пруду,
Как волшебные синие птицы
Пеструились в садовом бреду.

Заглянув ей в глаза, он увидел мечту
И упал со скалы без словес.
Хоть не пьян был поэт, но свалился Кортес.
Ловелас изваялся в рифму.

Мы – поэты и славные дети Стихиры.
Словно боги Итаки с Цирцеей идём под дождём.
Мы доели весь лотос и струны у лиры.
Хоть бессмысленен ветер, его мы спасём.

Ты любишь пионы и солнце.
А я обожаю омлет.
Читай же записки веронца!
Хоть смысла в стихах его нет.

Согрела бы я клетушечку.
Поила б тебя водицею.
И ты бы меня, желанную,
Взял замуж тогда девицею.

Ты гнёздышко свила в сознанье у меня.
Мы пишем друг для друга – двое муз.
Умения мои с талантом у тебя —
Вот брачно-поэтический союз!

Если по мышке кликаешь,
Значит, слова чирикаешь.
Если играешь в классики,
Прыгай по одноклассникам.
Если стать хочешь мамочкой,
Пой свою песню самочки.
Если охота баюшки,
Спите попарно, заюшки!

В трюмо не морду вижу я,
А три простых «бе-бе».
И, кратко блея на себя,
Мяукаю: «ме-ме».

Внутри меня фантом бушует.
Я лирик, физик и эстет.
Я мачо, клоун, кто шифрует,
Я шахрезадовый поэт.

Шекспира целую, простынкой укрывшись.
«Прощай, Саламандра!» – бубню я в бреду.
Язык я не знаю ни русский, ни финский.
Зато сэр Уильям краснеет в гробу.

Средь барашков летают воробышки
И щекочут мне щечки и пяточки.
И стихов своих нежные крошечки
Я им сыплю, хотя и не бабушка.

А пародист когда в меня стреляет,
Я в сердце злобу, как огонь, тушу.
И если он колен не преклоняет,
Я, как палач, его аж придушу!

Не хочу умереть от тоски. На рассвете
Поищу среди пришлых друзей и подруг
Не Всевышнего волю в божественной смете,
А любовь средь сердец, и, конечно же, губ.

Как-то ночью на Купалу
Я поймал себе Русалу.
Весь я в страсти изнемог.
Кто бы, братцы, мне помог?!

«Обнаглевшие деревья
Сеют семя на поля».
Я стихи пишу с похмелья.
Терпишь, родина моя?!

Поднимем бокалы, причалим к причалу!
И выпьем порозь за удачи любовь!
А морось туманную, морось и морось
Пошлём параллельно. Такая морковь…

Вот и всё. Спрячь обиды за чёлкой!
Всполошился как твой воротник!
И зубами в изжоге не щёлкай!
Ведь не дремлет средь вьюг пародист.

Ты пришла ко мне, фея любимая.
Как же сильно люблю я тебя!
И твой дремлющий лес вместе с ивами,
И туман твоего журавля.

О чём бы сочинить стишок отменный?
Пейзаж изобразить? Политику писать?
А, может, про любовь и вдохновенье
Универсально в тишине ваять?

В унисон мы бутылку прикончили водки.
Закусили пельмешками, их проглотив.
Говорят, водка – яд. Но осенней погодкой
Так приятно словить офигительный миг!

Женщина! Штрихуйся, но не плачь!
Если рыцарь скажет «до свиданья»,
Прогони тоску. И пусть агат,
Как брильянт, горит в руке признаньем.

Что такое гекзаметр? Суть это стих, хоть, конечно, без рифмы.
Ведь Гораций писал «Илиаду» ничего не изведав о рифме.
Тем не менее, стал он поэтом. Древнегреческий стиль совершенный
Он пронёс через войны и бури аж до нашего тысячелетья.

Два славных путничка
Пришли к концовочке.
Трагично кончилась
Обоих страсть.
Без всяких ребусов
Она шла к Вовочке.
А он не Вовочка.
Что за напасть!?

Ночь семафорит. Поезд навсегда
За теоремой убежал по рельсам.
Идут года куда-то в никуда.
Я навсегда запомню эти рельсы.

В замужестве даже сталь
Куётся на меди трубы.
Как глупо! Немного жаль.
Невесту целуют лишь в губы.

Ах Петербург, ах Петербург!
Какой портрет, какой пейзаж!
Тут Спас у Равви на Крови.
Офонареть. Во вернисаж!

Зацвела, пустила корни фотография в альбоме.
Прорастает криком сердца. Написал, о чем не понял.

Ты светишь, как маяк. А я – на рее.
Болтаюсь там без крыши на ветру.
А, может, ты меня собой согреешь?
Но где и кто ты – что-то не пойму.

Хоть снаружи я стальная,
Но внутри я – человек.
И жонглирую словами
С индульгенцией навек.

Мы ждали чуда. И оно явилось.
И, наведя у нас в душе бардак,
Оно от нас так с треском отвалилось,
Что штукатурка сыпалась в ушах.

Здравствуй земляк! Чё застыл? Ты проснулся уже,
Житель обрывистых твердей высотных этажек?
Город в асфальте. А ты поутру – в неглиже.
В городе гордом, земляк, миллион твоих граждан!

Меднокрылый прах не мудрей потерь.
Точит клюв сует память-тать аллей.
Я – летящий лист. За спиною – ртуть.
В голове сквозняк дует в Млечный Путь.

Не мусольте все паденья!
Если близкий ваш упал,
Дайте денег. Без сомненья,
Стих сразил всех наповал.

Боль тупая тебя провожала.
И она так при этом стонала,
Что все чайки куда-то умчались.
Песнь любви и любовь распрощались.

Ночь, аптека, улица, фонарь…
До чего ж тоскливы эти строки!
«Где ты был?» – спросил меня январь.
«Я в весне был осенью у Блока».