Григорий Стернин - Песни нашего двора

Судьба во всем большую роль играет,

И от судьбы ты далёко не уйдешь.

Она тобою повсюду управляет:

Куда велит, туда покорно ты идешь.

Годы пройдут, и ты выйдешь на волю,

Гордо расправишь усталую грудь,

Глянешь на лагерь презренно глазами.

Чуть улыбнешься и тронешься в путь.

* * *

Знаю, мать, что ты ищешь меня

По задворкам глухим да околицам.

По какой-то нелепой статье

Дали, мамка, мне целый червонец.

Край сибирский суровый такой.

Но, однако ж, весна нас ласкает.

Только вот плоховато одно:

Меня, мамка, домой не пускают.

Все пройдет, пролетит, словно сон,

Перемелется, станет мукою.

Только ты погоди умирать,

Надо встретиться, мамка, с тобою.

Знаю, мать, что ты ищешь меня

По задворкам глухим да околицам.

По какой-то нелепой статье

Дали, мамка, мне целый червонец.

* * *

"Что с тобою, мой маленький мальчик?

Если болен - врача позову".

"Мама, мама, мне врач не поможет

Я влюбился в девчонку одну.

У нее, мама, рыжая челка,

Голубые большие глаза.

Юбку носит она шантеклерку

И веселая, как стрекоза".

"Знаю, знаю, мой маленький мальчик,

Я сама ведь такою была:

Полюбила отца-хулигана

За его голубые глаза.

Хулигана я страстно любила,

Прижималась к широкой груди.

Как не вижу - безумно тоскую,

Как увижу - боюсь подойти.

Хулиган был красив сам собою,

Пел, плясал, на гитаре играл.

Как увидел, что я в положенье,

Очень быстро куда-то пропал.

Для кого ж я росла-вырастала,

Для кого ж я, как роза, цвела?

До семнадцати лет не гуляла,

А потом хулигана нашла.

Рано, рано его полюбила,

Рано, рано гулять с ним пошла.

Очень рано я матерью стала,

Хулигану всю жизнь отдала".

* * *

Дни уходят один за другим,

Месяца улетают и годы.

Так недавно я был молодым

И веселым юнцом безбородым.

Но пришла и увяла весна.

Жизнь пошла по распутистым тропкам.

И теперь вот сижу у окна

Поседел за тюремной решеткой.

Не по сердцу мне здесь ничего.

Край чужой, чужеземные дали.

Извели, измотали всего,

В душу, грубо смеясь, наплевали.

А на воле осенняя грусть.

Рощи, ветром побитые, никнут.

Все равно я домой возвращусь,

И родные края меня примут.

Знаю, счастье мое впереди:

Грязь я смою, а грубость запрячу,

И прижмусь к материнской груди,

И от счастья тихонько заплачу.

Здравствуй, милая, добрая мать!

Обнимаю тебя, и целую.

Остается мне верить и ждать,

Что застану тебя я живую.

В ОСЕННИЙ ДЕНЬ

В осенний день, бродя как тень,

Зашел я в первоклассный ресторан.

Но там прием нашел холодный.

Посетитель я негодный:

У студента вечно пуст карман.

Официант - какой-то франт

В сиянье накрахмаленных манжет.

Он подошел, шепнул на ушко:

"Здесь, приятель, не пивнушка,

Для таких, как ты, здесь места нет".

А год спустя, за это мстя,

Я затесался в дивный синдикат.

И, подводя итог итогу,

Стал на новую дорогу,

И надел шкарята без заплат.

Официант - все тот же франт.

В клиенте каждом понимает толк.

Он подошел ко мне учтиво,

Подает мне пару пива,

Предо мной вертится как волчок.

Кричу я в тон: "Хэлло, гарсон!",

В отдельный кабинет перехожу я.

Эй, приглашайте мне артистов,

Скрипачей, саксофонистов.

Вот теперь себя вам покажу я.

Сегодня - ты, а завтра - я.

Судьба-злодейка ловит на аркан.

Сегодня пир даю я с водкой,

Завтра снова за решеткой.

Запрягаю вечный шарабан.

А шарабан мой - американка.

Какая ночь! Какая пьянка!

Друзья, танцуйте, пойте, пейте,

А надоест - посуду бейте.

Я заплачу. За все плачу.

ВДАЛИ ШУМЕЛИ КАМЫШИ

Среди бушующей толпы

Судили парня молодого.

Он был красив и молчалив,

Но в жизни сделал много злого.

Его хотели расстрелять,

Но он просил у судей слова.

Ему не смели отказать

В законе права нет такого.

"Когда мне было десять лет,

Я из семьи родной сорвался.

Я научился воровать,

И со шпаною повязался.

Когда мне было двадцать лет,

Я был в кругу ребят фартовых.

И то, что грабил я один,

Мы всё делили меж собою.

Однажды мы вошли в село,

Где люди мирно-тихо спали.

И стали грабить один дом,

Но света в нем не зажигали.

Когда я взялся зажечь свет,

О боже, что я там увидел.

О боже, ты меня прости

Я сам себя возненавидел.

Передо мной стояла мать,

С кинжалом в сердце умирая.

А на полу лежал отец,

Рукой зарезан атамана.

А шестилетняя сестра

В своей кроватке умирала.

Она, как рыбка без воды,

Cвoй нежный ротик раскрывала".

Вдали шумели камыши.

Стреляли парня молодого.

Он был красив и молчалив,

Но в жизни сделал много злого.

ДЕВУШКА В СИНЕМ БЕРЕТЕ

Шум проверок и звон лагерей

Не забыть никогда мне на свете

И из всех своих лучших друзей

Эту девушку в синем берете.

Помню, лагерь и лагерный клуб,

Звуки вальса и говор веселый,

И оттенок накрашенных губ,

И берет этот синий, знакомый.

А когда угасал в зале свет

И все взоры стремились на сцену,

Помню я, как склонялся берет

На плечо молодому шатену.

Он красиво умел говорить,

Не собьешь на фальшивом ответе.

Только нет, он не может любить

Заключенную в синем берете.

Шепчет он: "Невозможного нет..."

Шепчет он про любовь и про ласки.

А сам смотрит на синий берет

И на карие круглые глазки.

И она не скрывала того,

Что желала сама с ним встречаться,

И любила, как друга, его

Ее лагерь заставил влюбляться.

А когда упадет с дуба лист,

Он отбудет свой срок наказанья

И уедет на скором в Тифлис,

Позабыв про свои обещанья.

Где б он ни был и с кем ни дружил,

Навсегда он оставит в секрете,

Что когда-то так долго любил

Заключенную в синем берете.

ОТЕЦ-ПРОКУРОР

Бледной луной озарился

Старый кладбищенский бор.

А там над сырою могилой

Плакал молоденький вор.

"Ох, мама, любимая мама,

Зачем ты так рано ушла,

Свет белый покинула рано,

Отца-подлеца не нашла?

Живет он с другою семьею

И твой не услышит укор.

Он судит людей по закону,

Не зная, что сын его вор".

Но вот на скамье подсудимых

Совсем еще мальчик сидит

И голубыми глазами

На прокурора глядит.

Окончена речь прокурора.

Преступнику слово дано:

"Судите вы, строгие судьи,

Какой приговор - все равно".

Раздался коротенький выстрел.

На землю тот мальчик упал

И слышными еле словами

Отца-прокурора проклял.

"Ах, милый мой маленький мальчик,

Зачем ты так поздно сказал?

Узнал бы я все это раньше

И я бы тебя оправдал!"

Вот бледной луной озарился

Тот старый кладбищенский бор.

И там над двойною могилой

Плакал седой прокурор.

БУТЫЛКА ВИНА