Тарас Шевченко - Кобзарь: Стихотворения и поэмы

Старейшины сошлись в покоях,
Сказали: «Общество честное,
Что делать нам? Наш мудрый царь,
Самодержавный государь,
Свихнулся, потерял здоровье.
Ну, стоит ли его лечить?
Не лучше ли заполучить
Царя поздоровей?» На слове
На этом встали, разошлись
Печально пастыри.
В кедровых
Палатах новых царь не спит,
Не ест, не пьет и не шумит,
Лишь молча государь могучий
Дерет порфиру на онучи
К лаптям, как будто бы всерьез
Бечевки ладит, надевает.
Про отчего осла вопрос
Он к новым стенам обращает
Иль, скипетр взявши, заиграет,
Как на свирели.
Пастухи,
Вениаминовы внучата,
Тельца лакеям принесли,
Чтоб разрешили, не в палатах,
А хоть в сенях, запеть. Ревет,
Седоборода, волосата,
Родня Саулова, пузата,
И гусляра с собой ведет,
Еще безвестного Давида.
«И выдет царь Саул, и выдет, —
Пастух поет им, — на войну…»
Саул очухался — и ну,
Что твой солдат, отборным матом
Всех родственников волосатых
И вдоль и поперек честить.
А гусляра того, Давида,
Чуть не убил. Когда бы знал,
Беда какая после выйдет
Из-за лукавого Давида,
Не только б гада растоптал —
И ядовитую б растер
Слюну змеи. Ведь до сих пор
То поле плугом не распашешь,
Проклятое: все заросло
Репьем колючим. Горе наше:
Мельчают люди — и, смотри, —
Растут и высятся цари!

И молодость моя минула,
И от надежд моих дохнуло
Холодным ветром. Зимний свет!
Сидишь один в дому суровом,
И не с кем даже молвить слова
Иль посоветоваться. Нет,
Ну, никого совсем уж нет!
Сиди один, пока надежда
Тебя, глупца, не засмеет,
Морозом взор не закует
И гордость дум, что были прежде,
Не разнесет, как снег в степи.
А ты сиди в углу, терпи,
Не жди весны счастливой доли,
Она уж не вернется боле
Твой бедный сад позеленить,
Твою надежду обновить
И мысль свободную на волю
Не сможет выпустить. Сиди,
Сиди и ничего не жди!

Титаривна {373} -Немиривна
Платок вышивает.
И ребенка-солдатенка
Малого качает.
Титаривна-Немиривна
Пред людьми кичилась…
А с военным-прощелыгой,
Гляньте-ка, слюбилась.
Титаривна-Немиривна
Хорошего рода…
Ждет-пождет, когда вернется
Юнкер из похода.

Хотя лежачего не бьют,
Лежать, однако, не дают
Негодному… Тебя ж, о сука!
И сами мы, и наши внуки,
И люди миром проклянут!
Не проклянут, а только плюнут
На тех раскормленных щенят,
Что ты щенила. Мука! Мука!
О скорбь моя, моя печаль!
Когда ты сгинешь? Или псами
Цари с министрами-рабами
Тебя затравят, изведут?
Не изведут! А люди тихо
Без всякого лихого лиха
Царя на плаху поведут.

Куда ни глянешь — все постыло!
Душа с зарей глаза открыла;
Чуть попряла и прилегла
Вздремнуть, забыв о доле тяжкой,
А воля душу стерегла.
«Проснись, — сказала, — плачь, бедняжка!
Не встанет солнце. Мир во мгле!
И правды нету на земле!»
Но солгала дурная воля
Тебе, душа: заря встает
И за собою день ведет.
Уже трепещут на престоле
Цари в своем бессильном зле…
И будет правда на земле!..

О люди, вам ли жить во мраке?
Зачем вам надобны цари?
Зачем вам надобны псари?
Вы ж люди, люди, не собаки!

Снег, холод, улицы пустынны,
Ночная непогодь. Нева
Под мостом движется едва
И катит тоненькие льдины.
А я иду в ночи сырой,
Меня замучил кашель злой.
Смотрю: как жалкие ягнята,
Плетутся девочки куда-то,
А инвалид сердешный, дед,
Бредет за ними, ковыляет,
Как бы в овчарню загоняет
Чужое стадо. Где же свет?
Где правда? Горе, горе стонет!
Голодных, чуть не голых, гонят
К усопшей матери сирот
(Последний долг отдать), как скот,
Как бессловесную отару.
Где суд? Где правда? Скоро ль кару,
Цари, низвергнет мир на вас?
Да! Солнце, вдруг остановясь
Над оскверненною землею,
Сожжет ее, сровнит с золою.

Вот если мне бы все же хлеба
Отведать с другом довелось,
Тогда бы мне на свете белом
Хотя бы как-нибудь жилось.
Да не с кем! Свет такой широкий,
Людей на нем не сосчитать,
А доведется одиноко
В холодной хате кривобокой
Или под тыном помирать.
А то… Нет, надобно жениться
Хотя б на чертовой сестре!
Не то один в своей норе
Рехнусь, пожалуй. Рожь, пшеница —
На доброй почве семена Взошли.
А люди — вот те на! —
Пожнут плоды чужой землицы
И скажут: «В дальной стороне
Погиб бедняга». Горе мне!

И день идет, и ночь идет.
За голову схватившись в муке,
Все думаешь, когда ж придет
Апостол правды и науки!

Течет вода от явора
Яром на долину.
Красуется над водою
Красная калина.
Красуется калинонька,
Явор молодеет,
А кругом их верболозы,
Лозы зеленеют.

Течет вода из-за леса
Под самой горою,
Там плещутся утяточки
Меж речной травою.
А уточка выплывает
С селезнем за ними,
Ловит ряску, рассуждает
С детками своими.

Течет вода в огороде,
Вода прудом стала.
Пришла девушка брать воду,
Брала, запевала.
Вышли мать, отец из хаты,
В садике гуляют.
Зятем им назвать кого бы,
Думают, гадают.

Однажды над Невой иду
В глухой ночи… И на ходу
Так размышляю сам с собою:
«Когда б, — я думаю, — когда б
Таким покорным не был раб,
То оскверненных над Невою
Не возвышалось бы палат.
Была б сестра, и был бы брат.
А то лишь слез и горя много,
И нет ни бога, ни пол бога…
Псари с псарятами царят,
А мы с ухваткой доезжачих
Борзых собак растим и плачем».
Вот так, шагая над Невой,
И размышлял я сам с собой,
Тяжелой думой озадачен.
А за рекою, как из ямы,
Глаза кошачьи на меня
Глядят, — то фонари горят
Возле апостольского храма {376} .
Тут спохватился и крестом
Я осенился, трижды плюнул
И снова думать стал о том,
О чем все это время думал.