Игорь Иртеньев - Повестка дна (сборник)

Завалило снегом трассу,
Нет для транспорта пути,
Все труднее час от часу
Эту трассу разгрести.

Наш народ в бою не робок,
Телом бел и духом смел,
Но лекарство против пробок
Так найти и не сумел.

От Москвы до Ленинграда,
Что теперь Санкт-Петербург,
Несусветную преграду
Возвела погода вдруг.

Нет, не просто время года
И отрада для ума,
Но, скорее, враг народа
Наша матушка-зима.

А народу не до шуток:
Без воды и без еды,
Почитай, уж трое суток
Ни туды и не сюды.

Это ж срам на всю Европу,
Это ж полный караул!
– Эх, сюда бы дядю Степу, –
Кто-то жалобно вздохнул.

Вся надежда на Степана:
Наш Степан не подведет,
Даже если с дельтаплана
Ненароком упадет.

Он зиме ужо ввалил бы,
Он бы нас, убогих, спас,
Он бы мигом разрулил бы
Этот транспортный коллапс.

…Но сидит Степан Степанов
В белокаменном Кремле,
Полон замыслов и планов,
С тяжкой думой на челе.

За высокою стеною,
Самый близкий и родной,
Связь с великою страною
Ощущая всей спиной.

Гляжу – в стакане плещется вода.
Ну, думаю, опять землетрясение.
Куда бежать? И где искать спасения?
Ответа два – нигде и никуда.

Завесу тайны приоткрою:
Тому назад с полсотни лет
Я жил с Раисой, медсестрою.
В хорошем смысле. Как сосед

По необъятной коммуналке,
Набитой нищей голытьбой,
Где зачастую перепалки
Переходили в ближний бой.

Муж у Раисы был татарин
С неброским именем Ахмет,
Ахмета был элементарен
Психологический портрет.

Высокой страсти не имея
К сложению слогов в слова,
Он не читал Хемингуэя,
И до пяти считал едва.

Духовно крайне небогатый
Простой советский человек,
Ахмет был дворник и лопатой
В часы досуга чистил снег.

…Утехи наши были жалки,
А секс бесхитростен и сер,
Мы жили в нищей коммуналке
По имени СССР.

Мы жили наравне со всеми,
Хотя по разным адресам,
Друг с другом оттепели время,
Сверяя по ручным часам,

И до седых мудей дожили.
А те, кто померли давно,
Про них пусть песен не сложили,
Но сняли клевое кино.

Хоть по жизни я и не философ
И биенья мысли мне чужды,
Но имею целый ряд вопросов
На предмет общественной нужды.

Жизни смысл мне в принципе понятен,
Ибо знаю, что нас ждет в конце.
Впрочем, есть немало белых пятен
На ее веснушчатом лице.

Тут недавно вспомнил Соломона,
Был такой, кто знает, мудрый царь,
Что-то он писал во время оно
Про аптеку, улицу, фонарь.

Что, мол, в жизни все идет по кругу,
Но бывает, что наоборот,
И с какого типа перепугу
Нам менять вещей привычный ход.

Время по своим течет законам
Или по понятиям, скорей,
В этом я согласен с Соломоном,
Несмотря на то, что он еврей.

До его допрыгнуть потолка мне
Не удастся, чувствую, опять.
Только разбросать успеешь камни,
Как пора обратно собирать.

Когда в голове осядет туман,
И прояснится даль,
Я напишу, пожалуй, роман
«Как закалялась сталь».

Этот роман я увижу во сне,
Зря, что ли, сплю на боку,
Зюганов с шашкою на коне
Там будет на всем скаку

Вихрем лететь под красной звездой,
Крича истошно: «Поди!»,
Там Путин будет такой молодой
И полный Альбац впереди.

Там главный поп осенит крестом
Главного пахана,
И вместе возлягут они под кустом,
Покинув пределы сна.

Под револьверный отрывистый лай
Пройдет в нем старость моя,
В том сне меня будут звать Николай
И в нем же ослепну я,

Чтоб, снова прозрев, воскликнуть: «Блять,
На кой мне вся эта жесть!»
…А может, не стоит ту сталь закалять,
Оставить, как она есть?

В пресветлый день Пречистый Бог
Верх одержал над Сатаною,
Что навсегда, казалось, сдох
Той исторической весною,

Народа в землю положив
Разноплеменного без счета.
Но Бог уж плох, а этот жив, –
Неужто наш послабже черта?

Женщина ребенка родила,
Тоже, вы мне скажете, дела,
Это так, но в том-то все и дело,
Что не просто женщина, а дева.

И не просто дева, а Святая,
Да к тому ж и на земле Святой.
Хоть и верю истово в Христа я,
Согласитесь, случай непростой.

Ветер воет протяжно в печной трубе,
Дом до стука зубов вымерзает к утру,
Я считаю, что это происки ФСБ,
Жена утверждает, что ЦРУ.

Она меня старше на тридцать лет
И весит втрое больше, чем я,
Так что спорить с ней смысла особого нет:
У нее своя семья, у меня – своя.

Друзья считают, что я идиот,
Поскольку женился когда-то на ней,
У нее другое мненье на этот счет,
Хотя друзьям наверно видней.

Когда-нибудь мы друг друга убьем,
Но это когда еще, а пока
Нам есть о чем поболтать с ней вдвоем
За рюмкой доброго коньяка.

Есть в графском парке черный пруд,
Там лилии цветут.
А у меня на даче сад,
Там яблоки висят.

Апорт, антоновка, ранет –
Каких там только нет.
Ранет, антоновка, апорт –
Любой на выбор сорт.

Я не сказать, что б их фанат,
Но будучи женат,
Открою вам на склоне лет
Семейный свой секрет:

Их любит есть моя жена
И потому она
Цветущий сохраняет вид
И волчий аппетит.

И с гаком восемьдесят пять
Ей нипочем не дать,
От силы семьдесят лишь, но
И то, когда темно.

Помню, как покойница-мамаша,
Дитятко качая на руках,
Напевала про усадьбу нашу,
Что спалили при большевиках.

Чтоб избыть обиду вековую,
Вставив красной нечисти свечу,
Поиметь усадьбу родовую
В собственность обратно я хочу.

Как когда-то мой коллега Ленский
(Если кто «Онегина» читал),
Заживу я жизнью деревенской,
О которой столько лет мечтал.