Женя Новиков - kniжka (сборник)

У Патрика получится, я думаю, отличный фильм о Роттердаме. А что о Роттердаме получится у меня? Что-то уже получилось. Но мне кажется, что мало, мало о Роттердаме. Всё чего-то вокруг да около. Жадность северная до продолжения. А пока что в одиннадцатый уже раз напишу слово, что нравится с детства. Роттердам.

– Представляешь, он позвонил!

– Кто?

– Голландский гид, Дик!

– Повиси минуту, у меня городской.

Дик позвонил им обеим и сказал, что любит их, что они лучше всех прочувствовали Роттердам, судя по их снимкам в сети, судя по их горящим глазам за всю неделю, что они провели вместе. Да, Дик тогда забросил на неделю так им любимую работу ради этой парочки. Они спали по три часа в день и всё ходили, ходили, ходили. Фотографировали, смеялись, а Дик рассказывал, рассказывал. Но случалось и Нине с Никой вставить слово, кто где учился, например.

– Он сказал, что приедет весной! К нам, в Питер!

– А мне сказал, что к нам, в Москву.

– Не глупи, просто ты приедешь в Питер тоже.

– Хорошо, но и в столицу скатаемся тоже.

– ОК.

В Москве, как и в Питере, как и в Роттердаме был январь и, не дождавшись весны, девушки полетели в Голландию. На кинофестиваль. В Роттердам.

Патрик Ван Хельдсвик представил свой новый, тринадцатый фильм “ Nord Greed». По-русски это звучит примерно как «Северная жадность». Северу всегда не хватает тепла, солнца. Нам, людям северных стран всегда не хватает новых впечатлений, эмоций, того же солнца. И пусть Голландия не сильно (не очень сильно) отличается от Москвы и С-Петербурга по температурному режиму. Но там живут такие люди, повстречав которых, вы будете смеяться во сне, приехав домой. Там вам будет хорошо. Я так думаю. Я никогда не был в Голландии. Но обязательно буду. В Роттердаме.

В Роттердаме шёл дождь. Патрик шёл домой февральским днём. Фестиваль закончился, а его фильм («Nord Greed») снова не занял никакого места. Фильм получился не очень дорогим, не таким дорогим, как предыдущий. Патрик шёл домой, и ему было настолько плохо, что он не мог даже ни о чём думать. Вдруг зазвонил мобильный. Звонили организаторы фестиваля. Оказалось, что никто из жюри просто-напросто не посмотрел его фильм. Фестиваль был продлён на один день из-за этого. А фильм про Роттердам «Nord Greed» получил первый приз по итогам голосования. Нина, Ника и Дик хлопали громче всех и получили приз за это.

Две вещи, с которыми человек не в состоянии справиться, это – Земля и Время. Хотя «время» с маленькой буквы звучит как-то более уважительно. Человек приходит на Землю, которая взрывается вулканами и прячется под ледниками, лет на шестьдесят в среднем.

Купил себе диктофон. Записывать слова. Так уже не запомнить. Но из этих слов, что я записал, ничего не слепить. Рассказы пишутся ведь не так. Не из слов. Нет, из слов, конечно. Но мои слова (которые я говорю) и слова, которые записаны на бумагу, это (это кто-то сказал) – две разные вещи.

Как Земля и время. Время уходит. Мое время уходит. Еще могу сказать, что «время моей молодости» уходит. И еще лет пять и оно пройдет, как и не было. И почти что не жаль. Мне живется лучше сейчас. С диктофоном.

С диктофоном. С диктофоном такая штука. Записываются все-таки ведь слова. Плевать на фразы. Нужны как раз слова. В нужном сочетании. В нужном контексте отдельные слова. Ужасно. Ужасно то, что это получилось, написать так, чтобы выглядело как будто записанное при помощи диктофона. Нет у меня диктофона никакого. Да и не нужен он мне.

– Выудить хоть слово бы из него.

– Молчит. Молчит как аквариумный.

– Кто, аквариумный?

Аквариумный Рыб, так зовут моего соседа. Он очень тихий и всегда молчит. Но, мне так кажется, ему есть, что рассказать. Просто ему наверное лень, лень разевать свою варежку. Варежка у него красивая. И лоб, лоб одухотворённый. Но и сегодня он не один. Пришёл с девушкой, не то чтобы некрасивой, но не под стать ему. Сделаю-ка я им чая, по-соседски. Заварю. Девушку зовут Златовласка. Тут кто-то что-то напутал, волосы у неё чёрные. Чернее моих зубов! Вот, пьют чай и молчат о чём-то. Времени у них не много на это. Утром во все комнаты стучится Проверка. Не дай Бог у кого-нибудь девушка или там женщина. Сестра, мать, дочь – никого не волнует, выселят. Почему-то у нас так. Считается, что мы тут все – уроды. А уродам плодиться не положено. У меня лично всё на месте – руки, ноги, голова. Зубы вот чёрные – это правда, но они у меня от рождения чёрные.

– Говорю тебе, через пятнадцать минут придут.

– А я переоденусь.

– Да у них прибор есть, определят.

– Ну мы посмотрим.

Что и думать не знаю. Наверное, Златовласка – мужчина. Смотрю и глазам своим не верю. Да, Рыб завёл себе мужика. Иначе и быть не может. Засекли бы. Сладкого чаю. Но как, ведь… Я не понимаю. Мы же с ней… Это. Это. Это. То. Пока Рыб спал. А, кстати, где он?

– Рыб, ты где, куда ты спрятался?

Молчит где-то. И Златовласка молчит. Заговорщики. Всё это для того, чтобы свести меня с ума. Окончательно. Ещё чашка чаю и Златовласка исчезнет, исчезнет, как и появилась. Да, вот она уходит в одежде Рыба. Рыба.

С отчаяньем в каждом взгляде, уроненном на бумажный лист, он продолжал писать: «Отпустите меня, отпустите меня, отпустите меня…» И так – без конца и краю. На прогулки не водили уже три недели, и он вынужден был часто подходить к зарешеченному окну, которое хотя было открыто, всё же.… Всё же, как будто не давало ему надышаться. Что-то должно было вот-вот измениться, было такое ощущение, но упорно не хотело меняться.

И вот всё же случилось. Волшебное слово – выписка. Не как бы, не будто бы, а официальное обещание, данное доктором. Обещание свободы. Через три дня. Так вот, значит, как лечится депрессия! Клин клином. Не осталось и следа. То, что раньше наводило смертельную тоску (вплоть до кошмаров) превратилось в мечту, теперь уже вполне реально осуществимую. И такую близкую.

«Состояние пациента изменилось. Потеря сна». Такая ерунда, казалось бы, – потеря сна. Фантазия на тему диагностических выводов. Доктор перестал подходить и разговаривать. Прошло ещё три дня и ещё три дня и так – три недели. И что же в награду? За весь этот ужас. А в награду попал он в удивительную переделку, в необъяснимую историю. Но… чуть позже.

Что я могу тебе сказать? У меня появился атлас мира. Очень красивый. Цветные-прецветные страны там, и выглядит он… ну, как лучшая книга в мире. Может быть, даже не хуже той, что ты мне подарила на День рождения. А ведь не многие представляют, как работает фотоальбом. На статическом электричестве. Там была твоя фотография. Увеличенная из выпускного альбома. Расстаться навсегда, обрести навсегда. Руководствуясь этой «железносердечной» логикой (кстати, да здравствует формат А4!), я переложу её сейчас в атлас. Там на форзаце детские каракули (вечно у меня всё перепачкано) исправить, напишу внятное слово. Всё это очень хорошо (я сплю, сплю, сплю!!!) помещается в конверт U2 «Unforgettable Fire». Что нас разделяет? Железная дорога. С конвертом в руках я пересекаю границу. Я сплю. С открытыми, как никогда, глазами положу, кладу тебе под дверь. Я. Ты ещё у меня в руках. Всё. Долой потихоньку. Что я могу тебе сказать? Могу ли? Нужно ли? Я написал там, в атласе. Теперь всё, босиком через лес к пограничной линии. Не оставляя следов. Хватит. Я написал в атласе «спасибо».