Константин Аксаков - Стихотворения

Ах, склони,
Многоскорбящая,
Твой взор до горя моего!
В груди со сталью,
С немой печалью
Глядишь на смерть ты сына своего;
К отцу взираешь
И воссылаешь,
Страдая горько, вздохи за него.
Кто слышит,
Как пышет
Вся горем грудь отравлена;
Сердце здесь чего боится,
Что дрожит, к чему стремится —
Знаешь ты, лишь ты одна!
Везде, куда ни йду я, —
Тоску, тоску, тоску я
Несу всегда с собой;
Одна ли время трачу,
Я плачу, плачу, плачу;
Весь дух истерзан мой!
Цветы перед окошком
Слезами улила,
Когда поутру рано,
Я их тебе рвала;
Как солнце, подымаясь,
Блеснуло мне в окно,
Сидела уж, терзаясь,
В постели я давно.
Спаси меня: смерть и позор грозят!
Ах, склони,
Многоскорбящая,
К моей печали милостивый взгляд!

Не говорить, молчать должна я,
Мне клятва эта – долг святой,
Перед тобой бы всё сказать желая, —
Не так назначено судьбой.
В урочный час меняет солнца луч
Ночную тень, и свет его сменяет,
Из недр скалы бьет тихо вешний ключ,
Она своих даров от мира не скрывает.
Отрадно всем в рыданьях и слезах
Пред другом всё излить, что сердце гложет,
Но клятва на моих лежит устах —
И только бог лишь разрешить их может.

Юноша, оставивши Афины,
В первый раз в Коринф пришел, и в нем
Отыскать хотел он гражданина,
С кем отец его бывал знаком:
Еще в прежни дни
Сына, дочь – они
На́звали невестой с женихом.

Но приветы и прием радушный
Стоить дорого ему должны:
Чтитель он богов еще послушный,
А они уж все окрещены.
Входит вера вновь —
И тогда любовь
Часто с верностью истреблены.

Тихо в доме, мирно почивает
Вся семья, лишь мать не спит одна;
Гостя радостно она встречает.
Комната ему отведена;
Пища и вино,
Всё припасено,
И спешит проститься с ним она.

Но его не манит вкусный ужин;
Он дорогой дальней утомлен;
Вот постеля, – ему отдых нужен,
И ложится, не раздевшись, он.
Дремлет он, – и вот
Кто-то там идет
К дверям… Он смотрит, изумлен.

Видит он – с лампадою, несмело
Дева в комнату к нему вошла,
В белом платье, в покрывале белом
И с повязкою вокруг чела.
Бросив взгляд, она,
Ужаса полна,
Руку белую приподняла.

«Разве я в семье своей чужая?
Мне и весть о госте не дошла.
Да, в своей темнице заперта я!..
Мне стыдливость душу обняла…
Мирно отдыхай,
Ложа не бросай,
Я уйду сейчас же, как пришла!»

– «О, останься, милое созданье, —
К ней вскричал, вскочивши, гость младой. —
Вот Цереры, Бахуса даянье, —
Ты Амура привела с собой.
Ты дрожишь, бледна…
О, приди сюда,
Воздадим богам хвалу с тобой!»

– «Юноша, не прикасайся, бедный!
Не делить восторгов пылких нам.
Мать моя свершила шаг последний:
Предана болезненным мечтам,
Поклялась она
Посвящать всегда
Младость и природу небесам.

И богов старинных рой любимый
Бросил дом в добычу пустоте!
В небесах теперь один, незримый,
Лишь спаситель чтится на кресте.
Прежних нет здесь жертв:
Сам падет здесь мертв
Человек, в безумной слепоте!»

Жадно внемлет каждое он слово,
Не пропустит буквы ни одной:
«Как, ужели здесь, под тихим кровом,
Милая невеста предо мной?
Будь моей теперь!
Нам с небес, поверь,
Счастье шлет обет отцов святой!»

– «Юноша, не нам соединиться,
Ты второй назначен уж сестре.
Ах, когда меня гнетет темница,
Помни на груди ее о мне!
Я тебя люблю,
И любя – делю,
И сокроюсь скоро я в земле!»

– «Нет, Гимен доволен нашей страстью!
Этим пламенем святым клянусь!
Да, жива ты для меня, для счастья, —
В дом к отцу с тобой я возвращусь…
Милая, постой,
Торжествуй со мной
Брачный неожиданный союз!..»

Знаки верности они меняют:
Цепию дарит она златой,
Он взамен ей чашу предлагает
Редкую, работы дорогой.
«То не для меня —
Но, прошу тебя,
Дай один мне светлый локон твой».

Страшный час пробил под небесами.
И всё жизнью стало в ней полно…

Как луна лучом пронзает
Облаков туманный рой,
Так из темных лет выходит
Легкий образ предо мной.

Все на палубе сидели,
Вниз по Рейну лодка шла;
В свете вечера горели
Зеленевшие брега.

Я сидел у ног прекрасной,
Милой дамы – и молчал;
На ее ланитах бледных
Отблеск розовый играл.

Звуки лютен, пенье песен…
Жизнь чудесно-хороша!
Небо всё вокруг синело,
Расширялася душа.

Сказкою тянулись мимо
Рощи, замки на скалах,
И я видел их чудесно
Милой женщины в очах.

Огнем к тебе горят мой дух;
Твой образ носится вокруг.
Куда ни иду я – ты за мной,
То с наслажденьем, то с тоской.

Тебя встречаю я во всем:
В лесу и в небе голубом.
Гремит ли песня соловья —
Твой сладкий голос слышу я.

Сияют звезды в небесах —
Какой огонь в твоих глазах!
Благоуханья ночь полна —
Твое дыханье льет она.

И звездный блеск, душистый луч
И все сливается вокруг,
А там далеко вал шумит,
Мир гаснет, чувство прочь летит.

И, в упоеньи, из себя
Во всё переливаюсь я.
Живу ли я, дышу ли я?
Я всё люблю, и нет меня.

Я – сине море, мнится мне,
Ты солнцем светишь в вышине,
И всё вперед, вперед, грядой,
Валы идут к тебе одной.

Тебя хватаю жадно я,
Вниз, солнце, я влеку тебя,
Вниз, к алой вечера заре,
Вниз, к смертной сладостной поре.

И вот ты наконец со мной:
Шумите ж, волны, чередой,
Луна, всходи и заходи.
Мы спим – никто нас не буди!

«Милая, что так поздно?
Тебя я долго, долго ждал;
Годами я часы считал.
Тоска всю душу обняла:
Мне думалось, ты умерла.
Милая, что так поздно?»

– «Путь мой был так далек!
Средь темных вод челнок мой плыл.
Я вышла в ночь: день жарок был.
Светляк светил мне в темноте,
И я неслась, неслась к тебе.
Мой путь был так далек!»

– «Милая, как поздно в ночь!
Но кто впустил тебя теперь?
Я нынче ночью запер дверь.
Легко же, друг, прокралась ты
Среди неверной темноты.
Милая, как поздно в ночь!»

– «Тише, о, тише, друг!
Я в ночь пришла. При свете дня
Ты не увидел бы меня.
Ведь к милому приходят в ночь,
И я пришла. Сомненья прочь!
Тише, о, тише, друг!»