Дмитрий Кедрин - Избранные произведения

Жалко. Он мне нужен.

Я всё, что вы велите, передам
Рембрандту, пастор. Я его служанка.

Не лги, дитя. Ведь целый Амстердам
Твердит, что ты — Рембрандта содержанка.

На нас клевещут злые языки.
Нас оболгали недруги во многом.

Грешно, сестра моя, втирать очки
Посреднику между собой и богом.

Спаси меня господь от этой лжи!

Ты посещаешь храм господень?

Часто.

Ты веришь в бога?

Верю.

Так скажи;
С ван Рейном ты сожительствуешь?

Пастор!..

Дитя, не отпирайся наконец.
Сознайся лучше, что сошлась с Рембрандтом.

(потупясь)
Он одинок. Он год уже вдовец.

А ты — девица?

Я — вдова сержанта.

До слуха моего дошло, что вы
Погрязли оба в гибельном разврате.

(волнуясь)
Не верьте, пастор, голосу молвы:
Я помогла вдовцу в его утрате!

Допустим, дочь моя, что это так.
Мужчина овдовел, а ты и рада!
Но церковью не освященный брак
Всё ж есть разврат, ведущий в лоно ада.

Да грех ли — помощь?

Я тебя прерву.
Скажи во имя вечного спасенья:
Ты с ним живешь как с мужем?

Да… живу…

Тогда прийди в общину в воскресенье.

Зачем?

(грозно)
Молись, распутница, творцу!
За любострастие с чужим мужчиной
Тебя зовет, как блудную овцу,
На строгий суд церковная община!

(плача)
Уж если беды, так со всех сторон!
За горем горе! Господи, за что же?

А чтоб сильней почувствовал и он
Удар карающей десницы божьей,—
Ты передашь ему мое письмо.
(Дает Хендрике письмо.)
И для него в общину вызов это.

(плача)
Недаром он вчера разбил трюмо.
Я говорила: скверная примета!

Ты плачешь, Стоффельс?

(вытирая слезы)
Что вы, сударь! Нет.

Я вижу: плачешь!

Может быть… Немножко…

О чем же ты?

Глаза мне режет свет,
Что с набережной падает в окошко…
Да это вздор! Хотите, барин, есть?
(Вынимает из печи кушанья.)
Вот колбаса с подливкою капустной,
Здесь пирожки, тут суп со спаржей есть.

Нет… Мне сегодня почему-то грустно.
Ты помнишь, как хозяйка умерла
И как в гробу лежала в платье бальном,
Как амстердамские колокола
Над поездом звонили погребальным,
И как она любила этот дом
С уютным садом, с тихим бельэтажем,
Как в катафалке, под уздцы ведом,
Шел черный конь, украшенный плюмажем,
Как нищие за белым гробом шли,
А в нем желтел ее невинный профиль,
И как на Зюдерзее [53] Гавань в Амстердаме. корабли
Прощались с ней… Ты снова плачешь, Стоффельс?

Нет, сударь, нет!

А всё же я сильней,
Чем даже смерть!

Вы фантазер, мой барин.

Моя палитра властвует над ней!
Ей не свалить меня одним ударом!
Я Саскию нанес на полотно,
И пусть, сбирая урожай обильный,
Смерть скосит десять поколений, но
Она зубами лязгает бессильно.
Не раз минует чистый образ тот,
То полотно, что, как письмо в конверте,
К потомкам отдаленнейшим дойдет
И тронет их. Да, я сильнее смерти!

Грешно так думать.

(берет со стола раковину и подносит к уху Хендрике)
Вслушайся на миг,
Как в этой раковине гул прибоя
Еще гремит, хотя прибой утих!..
Опять ты плачешь, Стоффельс? Что с тобою?

Ах, у меня на сердце тяжело!

Всё от «дурной приметы»? Ты всё та же!

Вас полюбив, я причинила зло
Покойнице, и бог меня накажет.

За что? Ты скрасила мое вдовство,
Подруги лучше не могу желать я.
Ты, чтоб не трогать скарба моего,
Шла продавать свои чепцы и платья,
Оберегала мой покой и честь
И Титусу за мать бывала часто.
Я всем тебе обязан…

Барин, здесь
Письмо для вас принес недавно пастор
И строго-настрого велел мне, чтоб
В приход явилась я на суд общины.
(Передает ему письмо.)
Вот вам письмо.

Ах, снова этот поп!
Так вот в чем горьких слез твоих причина!
Сейчас посмотрим, что он пишет тут.
(Читает.)
«Написано в четверг седмицы чистой.
Художника Рембрандта прибыть в суд
Зовет община братьев-кальвинистов.
Зане, не будучи супругом ей,
Художник этот, с дьяволом условясь,
Живет в бесстыдном блуде со своей
Служанкой Хендрике, прозваньем Стоффельс,
И, вопреки заветам древних книг,
В своей гордыне демонской возвысясь,
Писать дерзает образы святых
С евреев нищих оный живописец.
В его картинах благочестья нет,
Понеже нет благообразья в типе
Натурщиков. Пример тому — портрет
Иосифа, бегущего в Египет.
Он, осквернив святое ремесло,
Ответить должен». Подпись иерея,
Печать общины, месяц и число…
Они и были нищие евреи!
Кто б в этих плотниках да рыбаках
Узнал изнеженных святых Фьезоле? [54] Фра Джиованни Фьезоле — итальянский живописец XV века, писавший слащавые образы святых и ангелов.
Они ходили в грубых башмаках,
И на руках у них цвели мозоли.
Пускай понять Италию я мог,
Но подражать ей не учился сроду:
Что скажет щуплый итальянский бог
Веселому фламандскому народу?..
Я не подсуден этому суду
И не явлюсь. Да и тебе не надо
Ходить туда.