Александр Кердан - Избранное

Черт догадал родиться комиссаром
Да с сатанинскою звездой во лбу…
Ах, Окуджава, со своей гитарой
Вы исковеркали мою судьбу.
Я ваш талант, конечно, уважаю
И пыльный шлем свой не спешу снимать.
Но родина моя, как мать чужая,
Которой – сын я, мне она – не мать!
Но, родина моя, души присягой,
Раз присягнув, тебе не изменял…
А ты меняешь лозунги и флаги
Под улюлюканье мирских менял.
Довольствуешься черствою буханкой,
Пьяна извечной собственной виной.
И призраки «единственной гражданской»
Уже маячат за твоей спиной.

Революции сжирают нас,
Как свое потомство скорпионы.
И выводят новых под знамена…
Чтоб Наполеонов пробил час,
Робеспьер послал на казнь Дантона,
Сам же оказался вне закона,
Как враги, поверженные им…
Прав Господь, влекомые идеей,
Душу предаем, как иудеи,
И того не знаем, что творим!
Посреди обманчивого света
Мы срываем наши эполеты
Пред последней страшною чертой.
Прав Господь. Но правотою этой
Наша жизнь сегодня не согрета,
Впрочем, как любою правотой.
И, как наши предки, не печалясь,
Мы в коней стреляем у причалов,
Чтоб во времена иные плыть…
И Россия словно кобылица…
Выстрелить в нее иль застрелиться,
Коль не хватит мужества, чтоб жить?..

Еще мы спорим, кто правее правых
И кто левее левых, в аккурат…
И три вождя, как будто змей трехглавый
Октябрьский приветствуют парад.
Еще в костры не побросали книги
О том, что делать нам, куда идти,
И догматизма тяжкие вериги
У тех и этих, до поры, в чести!
И все ж в умах непониманье зреет:
Куда идем? – Кругом такая грязь…
Обратно? Там орел двуглавый реет,
Налево и направо обратясь.
Вперед? А там совсем невероятно:
Уже поднял кулак на брата брат…
Как будто повернули мы обратно,
И путь вперед – такой же путь назад!
Так как нам быть? Как будем жить мы, если
Во всей вселенной непрерывна связь?..
Еще мы спорим и стоим на месте,
Налево и направо обратясь.
…Нам дуют ветры то в лицо, то в спину.
Над головою кружит воронье…
Чем больше топчем мы свою трясину,
Тем глубже погружаемся в нее.

Он путч – не путч?.. Да кто тут разберет!
Когда бы знать все это наперед…
А мы, так получилось, что не знали:
Инспекцию из министерства ждали
И жили все как будто на вокзале
Уже недели две, а то и три…
Кто не служил, поймет меня едва ли,
Каких высоких слов не говори.
Когда ты от зари и до зари —
На полигоне жарком пропадаешь,
Предвидя: не зачтется ратный труд —
Портки с тебя и ни за что сдерут!
Но повезло… День нашего спасенья,
Как раз – канун. Короче, воскресенье!
А в понедельник, с самого утра,
Шопен – по «Маяку» и по «России»…
Ужель опять преставился мессия,
Ужель опять безвременья пора?
Но о мессии ни единой фразы,
Зато читают новые указы
О том, что можно нам и что вдруг нет…
А части поднимают по приказу,
И по тревоге я лечу чуть свет!
…Спешу и замечаю, между прочим,
Что в городе обычный лад рабочий,
Всем на указы эти наплевать!
Ведь город наш, уральский – не столица.
«Макдональдсам», откуда пиву литься
И гамбургеры можно поставлять,
У нас еще лет двести не бывать…
Поэтому и баррикады нету
У зданья исполкома и Совета.
Лишь по проспекту, меряя шаги,
Два пьяных бомжа носят два плаката
(Хотя между собой и не враги).
Один из них: «К ответу демократов!»
Другой гласит: «Долой ГКЧП!»
Но это все – районное чэпэ…
И, прежних не прощая им утех,
Наш КГБ мерзавцев не хватает
И в ссылку навсегда не отправляет:
Здесь ссылка – это родина для всех!
А родина не может быть постылой
Пусть сала на закуску не хватило,
Зато уж водки хватит всем сполна
Покуда мирный день, а не война.
И даже если громыхнет Чернобыль?
Так, на Урале вымерли давно бы
Без речки Течи и без «Маяка» [3]…
Здесь все, сказать по правде, мы – мутанты:
Ученые, поэты, дилетанты —
Играем роль Ванюшки-дурака.
И если в чем-то окажусь я лжив,
(Хотя давно лукавить разучился),
Во всем повинен тот далекий взрыв,
Что в год рожденья моего случился!
В год пятьдесят седьмой вернулся я,
Но это нынче тема не моя.
Ведь мой рассказ, как помнится, о путче.
О нем, конечно, помолчать бы лучше:
Какой там путч?! Да вот такой как есть!
По Сеньке шапка, а по шапке – честь…

Я по тревоге прибыл, честь по чести
В штаб части нашей, а со мною вместе
Начальник штаба – Васька Барибан.
Его солдаты звали «Барабаном»
За то, что появлялся утром рано
Всегда в расположенье полковом
И безотказно и в жару, и в стужу
Служил, в служенье вкладывая душу,
Как барабан в оркестре духовом.
Приветствиями с ним мы обменялись
И тут же в кабинете ждать остались,
Когда нам волю свыше доведут…
Какую? – Призадумаешься тут.
Но думать – это дело генералов.
И шифрограмма та, что нас «достала»,
Была твореньем одного из них.
Того, что по суворовскому следу
Науку о свершеньях и победах
Сложил и в поучениях своих
Предвосхитил события и даты…
Приказ был крут:
– В грузовиках солдаты
По городу курсируют весь день.
При каждом – автомат, штык-нож и каска.
На перекрестках – танки для острастки…
В день ясный тень наводят на плетень!
– Ну что, Василь? – спросил я Барибана, —
Неужто нас с тобою, как баранов,
На бойню гонят… или на народ?
– Стрелять в народ я все равно не стану! —
И я пожал тут руку Барибану:
– И я стрелять не буду, в свой черед!
– А что же будет, если нам прикажут?
– И трибунал тогда не страшен даже…
Чуть что – на стол начальства рапорта!..
…И я вдруг вспомнил русских офицеров,
Что за царя, Отечество и веру
Всегда стояли…
Но была черта
(Та, за которой вера уж не вера,
Отечество и то одна химера,
А царь – портрет на выцветшей стене),
Где супротив – не вражии заставы,
А русский люд – и правый, и неправый.
Стрелять в него?
Нет, это не по мне!..
А кто же будет? —
Подлецы найдутся,
Что все века вылизывают блюдца
У сильных мира – подличают всласть!
Вот наш начпо, он выстрелить сумеет…
В кого? Значенья это не имеет:
Не масть определяет смысл, а власть.
Вот за нее и скрещивают копья…
А наша доля – испокон – холопья:
Чубы трещат не у панов – у нас!
…Три дня мы на «повышенной» сидели
В казарме и в окошечко глядели,
Не выполнив полученный приказ.
Когда же все в столице прояснили,
Героями трех павших объявили,
И возвратился перестройки бог,
И от всего на свете открестился,
Начпо наш спохватился, изловчился
И шифрограмму памятную сжег.
Но, следуя природе, между делом,
Снял копию и в Дом отправил Белый,
Чтобы халифам новым услужить,
Предвидя политорганов крушенье…
Зачлося!
Он пошел на повышенье.
Иуда жив и вечно будет жить!