Александр Кердан - Избранное

Простил. Забыл. Ведь главная победа —
В себе скорей обиду потушить…

Не могут люди рядом мирно жить!
С пещерных лет их ненависть корежит…
Был человечеством и год не прожит
Без войн, без казней, без глухой вражды,
Той, от которой шаг лишь до беды.
Ведь ненависть любой приемлет довод:
Врага вторженье, страшный мор иль голод,
А может быть, любовь к себе самим —
Неповторимым,
лучшим,
не таким?..
Вот тут простор для взрывов и террора,
Для «высшей меры», что без прокурора
Ты сам имеешь право применить
К тому, кого не можешь полюбить.
Кто чтит иных богов, одет иначе…
Тут глаз иной разрез побольше значит,
Чем все призывы разных мудрецов
Жить мирно на земле в конце концов!
В итоге – над планетой – мрак и злоба,
Тлетворные болезни и микробы,
Цунами и пожары всех мастей…

И все ж, любовь любой вражды сильней!
Как радуга над черною равниной,
Собою свяжет вдруг две половины —
Ты, полюбив, врага убьешь в себе!

Здесь рифма просто просится – «в борьбе»,
Но я, однако, применю иную,
Ведь ненависть любовью именуя,
В один их все же не поставлю ряд,
Хоть – тут и там – сердца людей горят.
Но разным светом:
тем, что согревает,
А не тиранит и не убивает,
И тем, что выжигает все дотла…

Коль ненавидишь ты, любовь прошла!
А если это так, то мы – чужие…
Как умирающим анестезия,
Так, в утешенье миф достался нам,
Подобно шутке с желчью пополам…

Не все спокойно в Датском королевстве…
И ты, как Гамлет, распростившись с детством,
Оставишь в достопамятном краю
Офелию безумную свою,
Чтоб отыскать другую за границей…
Вот-вот и третий миф уже родится.
Он вовсе не о Гамлете.
О том,
Что, если ты Божественным перстом
Любовью лучезарною отмечен,
То миг счастливый для двоих не вечен —
Разлука их, как коршун, сторожит…

Прощальный поцелуй.
Слеза дрожит
И медленно стекает по ланитам
(Как написал поэт наш знаменитый).
Рука взлетает, падает, как плеть…
И кажется, что легче умереть,
Чем со своей избранницей расстаться…
Нет, дальше так не может продолжаться!
Нет сил мгновенье это одолеть —
Ты сам готов, как мальчик, зареветь.
Но тут приказ звучит:
– Отдать швартовы!
И расстояние – палач суровый —
Вас с ней разрубит надвое…
Потом
Пот утирает красным колпаком.

Ах, этот образ, яркий, словно пламя!
Вода иль земли, те, что между вами,
Простое чувство могут погубить —
Помогут вам друг друга позабыть.
Но, если в вас любовь сильней пространства,
Разлука не помеха постоянству.
Напротив – в вас желанье разожжет!
Вот вам и третий миф.
Его исход
Описан был Стендалем и другими,
Кто на стекле морозном милой имя
Вытаивал дыханием своим…
Ей-богу, смысла нет не верить им.
Но я себе позволю усомниться…

Есть русский камергер и есть девица
Испанская…
«Юнона и Авось».
Все в мифе Вознесенского слилось
В один лубок, в котором, суть да дело,
Резанов и Кончита Аргуэлло
Приближены к реальности чуть-чуть
(Она – по пояс, ну, а он – по грудь!).

В сей сказочке (простим ее поэту)
Одной и самой важной правды нету —
Взаимности, без коей чувство – ад…
Резанов был политик, дипломат.
Она была наивной и, быть может,
Влюбленной в первый раз (О, промысл Божий!).
Но, если воскурить им фимиам
Историей дается право нам,
То я б воспел хвалу одной Кончите
(Кто может уличить, так уличите!)
За верность, пред которой время – ноль…
А камергер не знал разлуки боль —
Он слишком рано умер по дороге,
Упав коню буланому под ноги,
И в Красноярске свой обрел приют…
Его могилу позже не найдут,
Сравняв ее с землей во время стройки.
Но, как пристало детям перестройки
Поклонники «Юноны и Авось»
Поставят крест не там и на авось.

Я в Красноярске сам бывал однажды
И отыскать его могилу жаждал,
Но так и не сумел ее найти…
Прости, Резанов!
Истина, прости!
И ты поэт, помянутый не всуе,
Прости меня, ведь жизнь свою тасуя,
Я понимаю: миф сильнее нас!
Нам правда не нужна!
И в сотый раз
Сей сказке, вечно юной, умиляясь, —
Что правда не нужна, – я повторяюсь
И плачу над разлукою чужой,
В которой все – лишь вымысел большой.
Так плачу, будто сам не знал разлуки,
В любви не одолев ни аз, ни буки…

Но в том-то и секрет мой, что, познав,
Как цепка хватка у ветвей и трав,
Когда с любимой расцепил объятья,
К автобусу боялся опоздать я.
И ветер (нет, не ветер – просто шквал!)
Мне дул в лицо, чтоб я не уезжал.
Но чувство долга почитать обучен
Уехал я…
В тот самый миг сквозь тучи
Мне просиял впервые дивный мост
Дуги таинственной, что выгнулась до звезд
И дальним краешком любви моей коснулась…
На радуге душа моя очнулась,
Вдруг осознав, что расстоянья нет,
А время – череда и дней, и лет —
Тебе подвластно.
Мир, как на ладони!
И нас с любимой, точно, не догонят
(Тогда еще не знали про «Тату»
И плагиату места нету тут!)…

С тех пор и не боюсь я километров —
Помимо телефона и конвертов
Есть у меня надежда, что смогу
Использовать заветную дугу
И победить любой разлуки холод.
И две души, как будто серп и молот
На бывшем, приснопамятном гербе
Найдут на ней пристанище себе.
До той поры, пока любовь меж ними
Флюидами незримыми своими
Витает, им разлука не страшна!

Но все равно свое возьмет она…
Как Грибоедов написал об этом,
Воскликнешь ты:
– Карету мне, карету! —
Один и тот же у разлук итог:
Увы, сюда я больше не ездок.

И на мосту, что так сиял меж нами,
Другие души бродят табунами…
А наши?
Да, в наличии, при нас.
Прав Грибоедов: если хоть на час
Свою подругу ты вдали оставил
(А в мире современном нету правил,
Чтобы три года милая ждала…),
Считай, любовь почти что умерла.