Антология - Пролетарские поэты Серебряного века

В сердцах для сомнений нет места

Мы бросим сегодня работу

С могучею песней протеста!

Заплачут дверные зацепы,

Засовы чугунных ворот,

И станет наш хищник свирепый,

Наш зверь кровожадный – завод.

Как сфинксы, замолкнут машины,

Как стоны, замрут шестерни.

Пленённые мыслью единой —

Мы в чувствах и в мыслях одни.

Безмерною силою спаян,

Огнём загорается взор…

Мы выйдем из дымных окраин

На площадь, где дремлет собор.

Не вздрогнем от натиска конных,

Под сенью заветных знамён

И мощи сердец опьянённых

Не сломят ни власть, ни закон.

Заковали… Но что? Только ноги,

А душа ведь осталась вольна:

Не наложат на душу оковы,

Не удержит ведь душу тюрьма…

Заковали те самые ноги,

Что шагали по шпалам порой,

В стороне от железной дороги,

По полям и по чаще лесной,

По цветущим ущельям Кавказа,

По крутизнам, по снежным горам,

В шахтах душных, средь едкого газа,

По нависшим над домной мостам.

У гремящих печей бессемера,

У прокатных станков и машин,

В царстве грязных чугунных дружин.

Там рубил я и резал железо,

Гнул, варил я его и ковал,

Из обрезков, обрубков, обрывков

Я машины, станки создавал.

Придавал ему разные формы

Инструментов, машин и мостов,

А во время «великой» реформы

Вас дождался – железных оков…

Торжествуя, гремишь ты победу

На усталых, холодных ногах…

Торжествуй… Не убьёшь во мне веру

Снова будешь в чугунных тисках…

Раздроблю, изомну, изломаю,

Вновь исправлю тебя, вновь сварю,

И весь мир я тобой оклепаю,

Весь тобой я себе покорю.

Друг! Ты в песнях моих не найдёшь

Ничего, кроме скорби тяжёлой.

Рад бы петь: про восторг не споёшь!

Не рожден я для песни весёлой,

Знать, такой мой печальный удел,

Чтобы только о горе я пел.

Да и мог ли бы петь я иначе

В эти грустные, чёрные дни.

Стонет брат мой, куда ни взгляни!

Как ребёнок, беспомощно плачет,

Стережёт его выходы тьма,

Чтоб не вышел он, бедный, на волю.

Жизнь его – да ведь это – тюрьма!

Можно ль петь про весёлую долю?

Нет. И пусть про восторги поют,

Кто не знает тот каторжный труд,

Кто, по горло наевшись тем хлебом,

Что добыт под расплавленным небом,

Позабылся мечтательным сном,

По рецепту зарывшись в перину.

Я ж, сломавший под тяжестью спину,

Обезличенный рабства ярмом, —

Видя братьев, согнутых в дугу, —

Не могу петь я песни восторга!

Не могу!

О, воины красного слова,

Грядущего солнца певцы,

Вам радуги песни громовой

И звёздные строки венцы.

Стихи ваши – быстрые кони,

Слова – огневые мечи.

Всегда неустанно в погоне

Вы мечете стрелы-лучи.

Весны небывалой предтечи,

Как сладок ваш яростный зов

К последней решительной сечи,

К свержению чёрных основ,

За вами идут легионы

Под сенью багряных знамён

И реют победные звоны

В напевах грядущих времён.

Движеньем вздыбленная пыль,

Подстриженные гладко клёны,

Тоскливо-будничная быль,

Докучливо-глухие звоны.

Нерасторжимо-тесный круг,

Дома, чугунные ограды,

Июльский вечер – злой пастух

Сюда согнал людское стадо.

За парой пара, сколько лиц

И сколько взоров жадно-зорких!

Вот женщины с походкой птиц,

Сменявших небо на задворки.

В нарядном френче, в звонах шпор

Петух шагает с пёстрой павой,

Как грош истёртый, разговор,

Неуловимый яд отравы.

Старик, изгрызанный тоской,

И неуверенно, несмело

Влачит, сгибаясь над клюкой,

Худое, немощное тело.

Ни сон, ни явь – тоскливый бред,

Пустое, тусклое томленье,

О, неужели больше нет

Ни радости, ни упоенья?..

О город, город, злой вассал,

Ты смотришь с хохотом стозвонным

На этот жалкий карнавал,

В кругу на век заворожённом.

Я не в разнеженной природе,

Среди расцветшей красоты, —

Под дымным небом на заводе

Ковал железные цветы.

Их не ласкало солнце юга

И не баюкал лунный свет —

Вагранок огненная вьюга

Звенящий обожгла букет.

Где гул моторов груб и грозен,

Где свист сирен, металла звон,

Я перезвоном медных сосен

Был очарован и влюблён.

Не в беспечальном хороводе —

В мозолях мощная ладонь,

Неугасимый на заводе

Горел под блузою огонь.

Вздувал я горн рабочим гневом

Коммунистической мечты

И, опьянен его напевом,

Ковал железные цветы.

Согбенный каждый был, кургузый,

В заводском склепе погребён, —

Сорвал вдруг саван синей блузы,

Воскрес и к солнцу устремлён.

Летим по солнечному следу

В недосягаемый эфир,

Пропеллер нашу пел победу,

Взрезая зорь зовущий мир.

Машиной гордою, железной

Пересекали вихрь орбит,

Узор пронизывали звёздный,

Где каждый атом с солнцем слит.

Летим под благовест мотора,

Сверкает неба бирюза,

Всю величавость, все просторы

Познали пленные глаза.

Победный марш нам звёзды пели,

Каскадом свет, смеясь, взвихрил,

А души – солнцем пламенели

Под сочный свист железных крыл.

В том крае, где бурные волны

Двух русских глубоких морей

Сбегаясь, рыбацкие челны

Хоронят под пеной своей,

Где скал неприступных преграда

Повисла над бездною вод,

Близ славной горы Митридата —

Раскинулся новый завод…

И зданья рассыпались цепью,

Воздвигнулись трубы, и ввысь

Над городом, морем и степью

Надменно они вознеслись…

И, словно исчадия ада,

Темнят и коптят небеса,

И блекнет от дыма и смрада

Природы блаженной краса…

А ночью, как ад, подземелье,

Завод весь огнём озарит.

И город, и степь, и селенья,

И море, что тихо шумит.

Настанет ли утро с зарёю,

Он хриплой гортанью ревёт

И тех, кто обижен судьбою,

На труд и на муки зовёт,

И люди труда и мытарства,

Голодные, в платье худом

Идут в это грозное царство,

Где спорит железо с огнём.

Идут и под грохот машины,

Под пара всесильного вой,

Сгибают усталые спины

И пот проливают там свой…

И ночью и днём неустанно

Там люди корпят в мастерских,

В объятьях завода-гиганта, —

Давно все забыли о них.

Лишь изредка стон пронесётся,

Пронзительно грохот покрыв,

И рать бедняков всколыхнётся,

Все взоры туда устремив,

И снова всё смолкнет, лишь трубы,

Как прежде, коптят небосклон,