Галактион Табидзе - Стихотворения

Но спите вы, как детвора,
Там, в ваших сумерках неверных,
И трубы ваших снов военных
Молчат, не говорят: «Пора!»

О пламя, не обидь орла!
Спасутся маленькие птахи,
Меж тем как обгорят на плахе
Два величавые крыла.

Но поздно! Перья их на треть
Ожог губительный отметил.
Не дай мне бог, как птицам этим,
Проснуться, чтобы умереть.

С веселой алчностью орды
Плясал пожар, и птиц оравы
Взлетали, и у вод Арагвы
Поникли головой орлы.

«Я видел ворона. Дрожа
От низости, терзал он тело,
Что брезговать землей умело
И умерло», — сказал Важа.

Так пером блаженно водит
Ангел третьего завета,
Ибо женщина выходит
На дворцовый лед паркета.

Прочь отброшено введенье
Книги путаной и странной
Ради этого мгновенья
Красоты обетованной!

Дай блаженному грузину
Опрокинуть возле трона
Всю цветочную корзину
Золотого Трианона!

Это грезилось в картинных
Галереях сей столицы,
В глубине зеркал старинных
Собиралось по крупице…

Боже мой, какая мука,
Блажь какая и блаженство —
Изваять — увы — из звука
Вас, о Ваше Совершенство!

Неустанно, неустанно
Возношу хвалы Киприде.
Как версальские фонтаны
Подражают Вам — смотрите!

Довин-довли…
Дева, дева,
Поглядите-ка налево…

Над грядой дубов и пиний,
Над дорожкой райской, синей
Полуночный ветер горный,
Иссиня-седой и черный, —
Конь летит — по коже иней —
Гость незваный, призрак вздорный…

И к чему такая спешность?
О, зажмурьтесь, Ваша Нежность!

Это слезы? Не годится —
И давайте «Довин-довли»
Я спою Вам, — я ведь птица —
Не люблю я птицеловли!

Довин-довли, довин-довли!

Мы оба — жильцы вселенивой вселенной —
Огарок свечи поздравляли, как факел.
В безвыходном времени — наше вселенье
Свершилось и стало объявленным фактом.

Бессмыслицу мы умножали на числа,
Мыслишки роились, плодились — не счесть их.
Ретивый уродец, хмельной и речистый,
Нас в гости зазвал, чтобы нас обесчестить…

Вернувшись домой, мы очнулись над телом
Пустым, распростертым, недавно убитым…
И счастливо так мы тогда полетели…
Ушедшей душе я служил следопытом…

Ты анфиладу белых зал
Возвысил, зодчий, и связал,
И взмыла к небесам — единой
Станицей белой лебединой!
На щебне процветает мох,
И место забывает бог,
И людям вспоминать не надо…
Луна встает — и колоннада
Подъемлется вокруг палат,
Где свет, где призраки баллад.
И полон свежести фиалок
Возвышенности катафалк:
Веков понурые волы
По плечи средь молочной мглы…

О, свет луны в начале мая!
О, нежных призраков самайа!
Безмолвье — осторожный звук —
Жемчужной туфельки каблук…
Непостижимая утрата:
Былое хорошо, как брата,
И память — пытка для меня
До бледного начала дня.
Сухие выжженные склоны.
Обломок розовой колонны.
Разрублен сад на два куска
Родными братьями…

Я друг врага. Мой закадычный враг
Во мне теснится, обмирает слева.
И плачу я, и наблюдаю слепо
Теневращенье в призрачных мирах.

Безлистые стоят мои мечты.
Их ветер бил и стряхивал гневливо.
Виктория, Далила и Годива —
Бесплотны тени, сорваны цветы…

Моим надеждам разрешенья нет.
И лилии кладбищенской расцвет,
Как смерть невесты — бел и безотраден.

Ах, как же я цветам благоволил! —
Пока и сам не умер от любви,
Враждебным другом сладостно отравлен…

Хмельной бреду впотьмах,
за мной влачится бред.
Здесь пиршествует страх
и нищенствует свет.
Скелет, опять скелет —
корявый силуэт.
О, танец костяной,
мертвецкий менуэт…
Встречаются гробы,
раскланялись — привет!
Хотят как будто быть,
друг другу машут вслед.
О, этот город-склеп
в ночи совсем ослеп…
Идут живые? Нет.
Полуживые? Нет.

В некотором царстве
приключилось вот как:
Шелковые складки
реки заструили.
Девушки купались,
наряжались в воду,
Распустили косы,
брови насурьмили…
И вода стекает…
И они — нагие…
А с горы — джигиты,
чай де не монахи…
…Мне любовь такая,
как и все другие,
Наподобье плахи,
наподобье плахи…

Вижу дом уютный
Я в тени лесной,
Над рекою мутной,
Под голубизной.
Слали мне сестрицы
Призрачный привет:
«Вы наш славный рыцарь,
Вы у нас поэт!»
Осень ближе, ближе,
И за мной гонцы:
В яростном Тифлисе
Царствуют певцы!

Качнулся экипаж на повороте,
И поклонились яблони в саду.
Осеннее село — и мир в природе.
«Прости, сюда я больше не приду!»
И склон горы в октябрьской позолоте.
И утешенье старого напева,
Где счастья нет и ничего не жаль…
Оборони его, Святая дева!
Такая в мире есть еще печаль —
Полнее счастья, благодатней неба…

Внезапно май настал: прокрался и затих,
Лишь апельсинов ветвь качает ветерок.
А так как у меня нет родины, сей стих
Я сочинил в пути, на стыке трех дорог.

Но синих парусов мой взгляд не находил
И только замечал черневшие стога.
И так как никого я в жизни не любил,
Я Францию люблю, суровых Альп луга.

Облако
Пролетает,
Будто сорванный парус.
Горный кряж — изваяние
Ветра-и-корабля.
Я заклинаю Хаос: «Цминда арс! Цминда арс!
Цминда арс Хаоси!»
Вечереет земля.
Имени твоему
Отзывается строго и слитно.
Розы жертвенные разбросаны — как мерцанье долин.
На вершинах мятежных
Почивает моя молитва.
Я твой гений,
Я Хаос:
Я форма.
Я твой властелин.