Галактион Табидзе - Стихотворения

Очи у мертвого солнца открыты!
Господи, очи открыты в гробу!
Дух испустив на враждебной орбите,
Солнце в глазах затаило мольбу!

Ловят глаза за событьем событье,
Болью и мукой полны голоса.
Очи у мертвого солнца открыты!
Светят у мертвого солнца глаза!

Господи, что же творится? Откуда
Траурных скрипок прощальный азарт?
Но надрываются струны, и чудом
Светят у мертвого солнца глаза.

Боже, откуда доносится пенье,
Словно отходную солнцу поют?
Рухнув у паперти в изнеможенье,
Тихо шепчу я молитву свою.

А серафимы тревожней запели,
Болью и мукой полны голоса.
Очи у мертвого солнца прозрели!
Светят у мертвого солнца глаза!

Я ухожу. Переполнена мера.
Падают тени на бархат полян.
Где-то беззвучно рыдает Церера,
Сонные рощи укутав в туман.

Гиблый июнь неживая истома
Заволокла у осенней межи.
Снова я в Грузии, снова я дома,
Но для чего, моя радость, скажи?

Но для чего предвещает тревогу
Новая жизнь у родных берегов,
Если пора собираться в дорогу
Торною тропкой средь чуждых гробов?

Хан-петух у платана
вострит свои шпоры гусарские,
Там, где некогда царствовал
я — в хлебосольном кругу.
Не к нему ль — по балкону —
горянка, гордячка, цесарочка?
Ах, да что вы, да что вы,
она ведь спешит к роднику!..

Нынче сущая сушь:
всё повыжжено и обезвожено.
Огород как гербарий,—
бескровные листья и пыль.
Остается одно:
безнадежно просить невозможного,
Припадая к тебе,
в кукурузной соломке бутыль.

Был красив мой балкон,
пестроткаными юбками метеный.
Ныне он обветшал!..
А вдали над рекою Курой —
Франты-олухи шаркают,
шлепают пулями меткими
И возводят курки —
пир горой, пир горой, пир горой.

Здесь я плачу один,
отгороженный старыми стенами.
В захолустье дремучем
октавы мои не в чести.
Только кислый сосед
гостепринят в моем запустении:
Вашлованский князек
горе мыкать ко мне зачастил.

Заходи, дорогой!
Есть вино недурное по осени.
Я стишок отложу,
над которым прилежно тружусь.
А в Тифлисе — дворец шоколадный,
засиженный осами…
(Я горжусь тобой, Грузия!
Я, безусловно, горжусь!)

Ай да рыжие осы в Тифлисе —
с заморскими жалами!
Горожане все в жалобах:
лакомки входят во вкус…
Заходи же, любезнейший!..
Милости просим пожаловать!
(Просим милости мы…
Я горжусь, безусловно, горжусь!..)

На родине моей хоть ты одна
Не скажешь так, как говорят другие…
И будешь даже к Каину нежна,
Раз он поэт и баловень стихии.

И будут мной еще совращены
Те, что кадят передо мной кадилом,
Хотя не им, увы, посвящены
Тревоги предзакатного светила.

Прими мой дар. И строго не суди,
Как не судила ты мой первый выход.
И пусть твоя улыбка пощадит
Дарителя и дарственную прихоть.

Господи, куда б на свете
ни направил я шаги —
Мчатся мне вдогонку ветры
семилетней той пурги.

Где бы ни нашел я кровлю,
всюду потчуют вином,
А тоски своей не скрою —
виновато всё оно.

Милая моя! Я распят!
И душа моя в огне!
Ты одна мне в жизни радость —
но до радости ли мне?

Как в лесу смеркнется,
луч кольнет — скроется,
Ветер нож вытащит —
берегись, рощица!
А река-реченька —
до того скромница! —
Вышивает-шьет
и не морщится.

То листву палую
заметет в горнице,
То плывет жиденько,
вся в сырой слякоти.
А потом — вздыбится,
а потом — вздернется,
Закипит, вспенится —
и спугнет всякого.

Как сады спелые,
как сады тучные
До земли клонятся
на сносях осени,
Так валы тронутся —
горбуны вьючные, —
Кладь нести велено
водоносам им…

Помнишь ты или нет
Каралетские дни,
С гор немеркнущий свет —
Мы в раю, мы одни!

Удалось ли сберечь
Тот ликующий дух,
Иль в чаду новых встреч
Прежний пламень затух?

Ведь изнанка времен
Такова, что раз ты
Счастьем обременен —
Так прощай и прости!

Шли мы тропкой одной,
Но в лихие года
Раскидало бедой
Нас кто знает куда.

Вот и гибну в беде,
Надвигается мгла…
Где ты, милая, где?
Где приют ты нашла?

Ледяное, вороное,
Сизое.
Дальнозоркое, видать,
Око.
Вот и свиделись с тобой
Сызнова.
Никого вокруг меня
Около…
Что уставился опять
Пристально?
Не пристало тебе так
Пялиться.
Да господь с тобой, разве ж
Мыслимо?!
Просто пальцем, говоришь,
Пальцем?
Будь ты проклят! Отойди!
Верую!
Вороненое.
Револьверное.

Ветер-лучник, ветер-воин
изогнул дугою тополь.
Тени, тени, двое, двое,
конский топот, конский топот…

Погадай по картам ночи,
где маяк пронижет морок?
Что за путь, слепящий очи,
предначертят метеоры?

Осиянную — да у́зрят!
Вечно Женственная — ты ли?
Это слиток, это сгусток
слезной соли, звездной пыли…

Снежным вихрем залетели.
Закружили в танце дивном.
Мимо, мимо, —
не за тем ли? —
мимо, мимо —
паладином?..

Свободен от забот
Четырнадцатый год.
В числе его щедрот —
Ах, песенная щедрость!..

Душа еще вольна.
Но вон ползет она,
Германская война,
Оскалясь и ощерясь…

Идет мой юный взгляд
Куда глаза глядят.
Я так скоробогат
И, ах, самонадеян!..

Потом сраженье, шквал.
Я плакал, я бежал.
И в грудь мою кинжал
Вонзали орхидеи…

Вот сказки первые слова:
Орлы уснули, как орлята,—
И у орлов в часы заката
Ко сну клонится голова.

Орлы, прошу вас, не теперь,
Нет, не теперь смежайте очи!
Но спите — и огонь средь ночи
Походкой женской входит в дверь.

В дверь ваших гор и облаков
Кулак оранжевый стучится,
И знает, что беда случится,
Семейство прозорливых сов.