Галактион Табидзе - Стихотворения

Когда по вечерам
Мтацминдский ветер дует,
Я радость, как вчера,
На улице найду ли?

Лишь, пролетев горой,
Краснее, чем комета,
Автомобиль порой
Швырнет потоки света.

Из дому — никуда!
У вас глаза без дрожи,
Глаза — как изо льда,
Голубизны такой же,

И пальцев белизна
Ценнейших глин атласней.
Но в Грузии у нас
Все женщины прекрасны.

Пусть ветер за стеной, —
Камин наполнен жаром.
Вам в кресле всё равно
Зима не угрожает.

Полулежите в нем,
Поете, согреваясь
Старинных строф огнем…
Под лампой шелк играет.

И в жизни тишина.
И в доме тихо тоже.
И жизни полусна
Ничто не потревожит.

Всё шелест книг глушит.
Вы у луны во власти,
И счастье к вам спешит…
Как зыбко это счастье.

А рядом мир иной,
Совсем вам не известный,
А рядом за стеной
Звучит декрет железный.

И молоты стучат
Гигантскими ночами.
С Америкой хотят
Бороться англичане.

Быть может, завтра, да,
Восстаний день настанет.
Империи звезда
Закатится в тумане.

За вашею стеной
Войной горят луга.
И вам не всё равно, —
Очнитесь, дорогая.

Не всё же в мире так,
Как хочется, чтоб было!
Каких еще утрат
Открыты будут силы?

И свет, что так хорош,
К вам льется на колени…
В том лунном свете дрожь
Грядущих потрясений.

О, сколько в этой жизни яда,
Измен и лжи, ночей без сна!
Гостиниц тягостны громады,
Больниц ужасна белизна.

Страшней отрав — воспоминанья,
Жильцы с тревогою в душе…
О, граммофонов завыванье
Над чушью, тиснутой с клише!

Художник здесь малюет доски.
В снегу — изба, в окошке — свет.
Ты — зритель. Но когда подмостки
Дождутся, чтоб пришел Манфред?

Здесь учащенное дыханье
И яд в бокале — через край.
Как часто слышал я рыданья
Пришедших в сей жестокий рай!

Спи! Тебя с чинарой стройной
Я сравню. Засни спокойно.
Не тревожься. Мы живем
В дивный век с тобой вдвоем.
Спи. Над книгой ты склонилась,
Или радио приснилось,
Или снится, что вдали
Песнь моторы завели?
Отдаешь мотыгу дедам;
Водит плуг за плугом следом
Трактор твой по целине.
Город видишь ты во сне.
Говорящий с облаками
Дом, встающий пред глазами,
И соседние дома —
Ты построила сама.
Всходит солнце над тобою,
Над чинарой молодою.
Шум знамен. Рассветный час.
В этот час ты родилась!

Не думай, что голос певца
Судьбой осужден на забвенье,
Что он не согреет сердца,
Печали не даст исцеленья.

Нет, силою дивной полно
Тобою рожденное слово,
И в душах у многих оно
Таилось, проснуться готово.

Ты лире певучей своей
Бессонными внемлешь ночами,
И вьется сильней и сильней
Сердца молодящее пламя.

Под стук ротационки полуночный
Семнадцатый припомнился мне год,
Какой-то гимн, восторженный и мощный,
Какой-то отзвук давних непогод;

Какой-то отзвук маршей похоронных,
Каких-то зорь едва заметный след…
И в шелестящих пурпурных знаменах —
Сиянье окрыляющих побед!

Я знаю, громыханье
Сменяет тишину.
Иных времен дыханье
Оно несет в страну.

Грядет она — победа,
И горек, как дурман,
Мистического бреда
Растаявший туман.

Ты носишь имя человека
Зачем? — постигнуть не могу.
Ты замолчал в преддверье века.
Остался у него в долгу.

Когда б ты каялся, в подмоге
Не отказал бы мир опять,
Но ты уже свернул с дороги,
Тебе уж нечего желать.

О жизнь, нам этой жизни мало,
Мы жаждем тысяч в смене дней,
Чтоб сердце ярче Альп сверкало,
А солнце стало горячей.

Простор морской молчаньем скован,
Не поколеблен мрак густой,
И дальний берег обрисован
Едва сиреневой чертой.
Я вижу неподвижность крылий
У парусов, застывших тут.
Ох, быть ли им в покое или
Их бури яростные ждут?

Мы к бурям шли с раскрытой грудью,
И сердце не могло молчать.
Настанет час, мы снова будем
Грозу знакомую встречать.
Бедняжка-лодка! Силой страшной
Над гладью моря поднята,
Волна в стремленье к рукопашной
В твои ударилась борта,
Она почуяла — свобода!..
И, пену взбивши добела,
Гроза семнадцатого года
Тебя в пучине погребла…

Мой дух в той битве закалился.
И из луча в морской тиши
В клинок из стали превратился
Живой огонь моей души.
Но если старого накала
В нем до сих пор таится ток,
Его огонь разрушит скалы
И бросит в огненный поток.

Свежие гвозди — а не загвоздки!
Будут ладони к брусу пришиты,
Ибо не убраны эти подмостки,
Чернь не сыта, и Голгофа не срыта.

Гнева и язв не таи от народа.
Мы, слава богу, больше не дети.
Истина есть музыкальная кода:
Мне тридцать семь. Тридцать — столетью.

Перед народом ты — перед другом
И тишиною исповедальной.
Так не гремите ж, нищие духом,
Мелким железом и наковальней!

Нашим стремленьям — тянуться к вершинам —
Издавна путь преграждала природа.
Там, на горах, в этом крае пустынном,
Разве не чудо шаги пешехода?

Путник на горы глядел из Тбилиси,
Видел величье вершин в отдаленье:
Сквозь времена прорываются выси,
Не покрываясь туманом забвенья.

Вот ты поешь — и колеблются тучи,
Ты в одиночестве, путник счастливый;
Слева — утесы у рощи дремучей,
Справа — кустарник и сонные нивы.

Здравствуйте, горы, крутые отроги,
Дальние долы и дымы селений,
Дуб вековой на высокой дороге!
Здравствуйте, скалы — царство оленей!