Константин Батюшков - Полное собрание стихотворений

«Какое сходство Клит с Суворовым имел?»
  – «Нималого!» – «Большое».
– «Помилуй! Клит был трус, от выстрела робел
И пекся об одном желудке и покое;
Великий вождь вставал с зарей для ратных дел,
  А Клит спал часто по неделе».
– «Всё так! да умер он, как вождь сей… на постеле».

  Сот меда с молоком –
И Маин сын тебе навеки благосклонен!
  Алкид не так-то скромен:
Дай две ему овцы, дай кОзу и с козлом;
Тогда он на овец прольет благословенье
  И в снедь не даст волкам.
  Храню к богам почтенье,
  А стада не отдам
  На жертвоприношенье.
  По совести! Одна мне честь, –
Что волк его сожрал, что бог изволил съесть.

О, радуйся, мой друг, прелестная Мария!
Ты прелестей полна, любови и ума,
С тобою грации, ты грация сама.
Пусть парки век прядут тебе часы златые!
    Амур тебя благословил,
    А я – как ангел говорил.

  «Что это! – говорил Платон, –
  Остановился Флегетон,
Мегера, фурии и Цербер онемели,
  Внимая пенью твоему,
  Певец бессмертный Габриели?
    Умолкни!.. Но сему
    Безбожнику в награду
Поищем страшных мук, ужасных даже аду,
    Соделаем его
    Гнуснее самого
      Сизифа злова!»
Сказал и превратил – о ужас! – в Ослякова.

Льстец моей ленивой музы!
Ах, какие снова узы
На меня ты наложил?
Ты мою сонливу «Лету»
В Иордан преобратил
И, смеяся, мне, поэту,
Так кадилом накадил,
Что я в сладком упоеньи,
Позабыв стихотвореньи,
Задремал и видел сон:
Будто светлый Аполлон
И меня, шалун мой милый,
НА берег реки унылой
Со стихами потащил
И в забвеньи потопил!

        Какое хочешь имя дай
        Твоей поэме полудикой:
Петр длинный, Петр большой, но только Петр Великий –
          Ее не называй.

И телом и душой ты на Амура схожа:
Коварна и умна и столько же пригожа.

Гремит повсюду страшный гром,
Горами к небу вздуто море,
Стихии яростные в споре,
И тухнет дальний солнцев дом,
И звезды падают рядами.
Они покойны за столами,
Они покойны. Есть перо,
Бумага есть и – всё добро!
Не видят и не слышут
И всё пером гусиным пишут!

    Всегдашний гость, мучитель мой,
О Балдус! долго ль мне зевать, дремать с тобой?
Будь крошечку умней или – дай жить в покое!
Когда жестокий рок сведет тебя со мной –
    Я не один и нас не двое.

    Не странен ли судеб устав!
    Певцы Петра – несчастья жертвы:
Наш Пиндар кончил жизнь, поэмы не скончав,
Другие живы все, но их поэмы мертвы!

  Ему ли помнить нас
  На шумной сцене света?
Он помнит лишь обеда час
И час великий комитета!

За чашей пуншевой в политику с друзьями
Пустился Бавий наш, присяжный стихотвор.
Одомаратели все сделались судьями,
И каждый прокричал свой умный приговор,
  Как ныне водится, Наполеону:
  «Сорвем с него корону!»
  – «Повесим!» – «Нет, сожжем!»
– «Нет, это жестоко… в Каэну отвезем
  И медленным отравим ядом».
– «Очнется!» – «Как же быть?» – «Пускай истает гладом!»
– «От жажды!..» – «Нет! – вскричал насмешливый Филон. –
Нет! с большей лютостью дни изверга скончайте!
На Эльбе виршами до смерти зачитайте,
Ручаюсь: с двух стихов у вас зачахнет он!»

  Памфил забавен за столом,
  Хоть часто и назло рассудку;
Веселостью обязан он желудку,
    А памяти – умом.

  От стужи весь дрожу,
Хоть у камина я сижу.
  Под шубою лежу
  И на огонь гляжу,
  Но всё как лист дрожу,
  Подобен весь ежу,
  Теплом я дорожу,
  А в холоде брожу
  И чуть стихами ржу.

    По чести, это смесь:
Тут проза и стихи, и авторская спесь.

Три Пушкина в Москве, и все они – поэты.
Я полагаю, все одни имеют леты.
Талантом, может быть, они и не равны,
  Один другого больше пишет,
Один живет с женой, другой и без жены,
А третий об жене и весточки не слышит
(Последний – промеж нас я молвлю – страшный плут,
  И прямо в ад ему дорога!), –
Но дело не о том: скажите, ради бога,
Которого из них Бобрищевым зовут?

  Кто это, так насупя брови,
Сидит растрепанный и мрачный, как Федул?
О чудо! Это он !.. Но кто же? Наш Катулл,
Наш Вяземский, певец веселья и любови!

    Меня преследует судьба,
    Как будто я талант имею!
    Она, известно вам, слепа;
    Но я в глаза ей молвить смею:
    «Оставь меня, я не поэт,
    Я не ученый, не профессор;
Меня в календаре в числе счастливцев нет,
    Я… отставной асессор!»

  На свет и на стихи
  Он злобой адской дышит;
Но в свете копит он грехи
  И вечно рифмы пишет…

  Числа, по совести, не знаю,
  Здесь время сковано стоит,
  И скука только говорит:
    «Пора напиться чаю,
  Пора вам кушать, спать пора,
    Пора в санях кататься … »
  «Пора вам с рифмами расстаться!» –
Рассудок мне твердит сегодня и вчера.

  Счастлив, кто в сердце носит рай,
  Не изменяемый страстями!
  Тому всегда блистает май
  И не скудеет жизнь цветами!
Ты помнишь, как в плаще издранном Эпиктет
Не знал, что баромЕтр пророчит непогоду,
Что изменяется кругом моральный свет
И Рим готов пожрать вселенныя свободу.
В трудах он закалив и плоть свои и дух,
От зноя не потел, на дождике был сух!
Я буду твердостью превыше Эпиктета.
  В шинель терпенья облекусь
  И к вам нечаянно явлюсь
  С лучами первыми рассвета.
Да! Да! Увидишь ты меня перед крыльцом
    С стоическим лицом.
  Не станет дело за умом!
    Я ум возьму в Сенеке,
Дар красноречия мне ссудит Соковнин,
  Любезность светскую Ильин,
А философию я заказал… в аптеке!