Юрий Белаш - Окопные стихи

Только таких сволочей на испуг не возьмёшь!..

Вот и схлестнулись – там, где обрыв у реки,

белый песочек внизу, – с цепью мышиных шинелей

бушлаты балтийские.

Дрались по-флотски – работали сосредоточенно:

лихо, без страха, с единым желаньем – убить!

И по реке разносились: лязг штыковой, удары

прикладов, одиночные выстрелы, всхрипы, мат,

возгласы боли…

Сбросили в реку. А сами – вверху, над обрывом.

Клёши обтёрханы, кровь на руках и винтовках, –

и, как бывало в атаках, не сразу и поняли,

что? это фрицы внизу, по колено в воде,

лапы задрали?..

Ложка

Мать честна! – утерял ложку… Носил за правой обмоткой,

прошёл с нею, можно сказать, огонь, воду и медные трубы –

всю Беларусь, от Калинковичей до Острува Мазовецкого, –

а в Польше – посеял.

И где, как – ума не приложу!.. Может, когда ползали

в боевое охранение, но скорее всего – третьего дня,

когда ходили накатывать блиндаж командиру батальона

сосновыми кряжами.

Делать нечего: привезут обед – все едят нормально,

а я суп хлебаю через край котелка, а пшённую кашу

или пюре из сушёной картошки пальцами выгребаю –

как поросёнок какой!

Можно, конечно, и подождать, пока кто управится,

ложку ребята одолжат, – да ведь остынет пища,

и брезгую я, если честно, и чинарики чужие докуривать

и есть чужою ложкой.

А какая ложка была!.. Нет, не та, не столовская,

узкая и остроносая, – самодельная: круглая, забористая,

танкист один подарил, спас я его из горящего танка.

И нате вам – утерял…

* * *

Сколько волков расплодилось за эту войну –

спасу нет!

Ну и хотя не окопникам остерегаться волков,

а приходится…

Около фронта не встретишь – в ближнем тылу

ошиваются:

рыскают, твари, у зимних дорог и тропинок

и нападают

на одиночных бойцов, одиночные сани

из засад.

И ни хрена не боятся винтовочных выстрелов:

свыклись,

так же как свыклись и люди, с войной.

Сталин

Если признаться честно —

меньше всего в окопах

мы думали о Сталине.

Господа Бога вспоминали чаще.

Сталин

никаким боком не прикладывался

к нашей солдатской войне,

и говорить о нём

просто не находилось повода.

И если бы не газеты,

право слово, мы бы так и забыли

эту не встречавшуюся в русском языке

фамилию.

Солнце Победы

9 мая 1945 года. Восточная Пруссия. Город Толькемит. Два часа дня. Крики и стрельба в честь Победы, которые бушевали всё утро, утихли…

Мир сегодня от края до края

Ярким солнечным светом облит

И, до самой души проникая,

Чем-то большим, чем радость, дарит.

Так торжественно, тихо, спокойно.

И такая безмерная высь.

Что мне кажется –

Только сегодня

На Земле

Зарождается

Жизнь.

***

С чем только тогда не боролись!

С поэзией Есенина — боролись.

С кибернетикой — боролись.

С обручальными кольцами — боролись.

С гипотезой расширяющейся вселенной — боролись.

С церковной архитектурой — боролись.

С названиями улиц — боролись.

С музыкой Прокофьева — боролись.

С генетикой — боролись.

С регби — боролись.

С кипарисами — боролись.

С одним только не боролись — с невежеством.

В. Кондратьев. Предисловие к книге "Окопные стихи" (М., Советский писатель, 1990)

Я пишу эти строки ровно через год после смерти Юрия Белаша, а потому писать трудно, не ушли из сердца и боль, и какая-то обида на судьбу, отмерившую жизнь поэта и взявшую его в мир иной в самый расцвет творчества, когда из-под его пера стали выходить совершенно новые - и по духу, и по форме - произведения.

Несмотря на то что у Юрия Белаша вышло всего два сборника стихотворений - "Оглохшая пехота" и "Окопная земля", имя его известно многим любителям поэзии, и особенно ветеранам минувшей войны, которые увидели в стихах поэта свою войну, и такую войну, какой она была в действительности, - жестокую, кровавую, тяжкую до невозможности. "Тут тяжело. Тут очень тяжело. Так тяжело, что взвыл бы брянским волком!.." - вырывается у Белаша в одном из стихотворений.

Однажды я назвал поэзию Юрия Белаша энциклопедией окопной солдатской жизни, и назвал, по-моему, вполне справедливо, потому как в сборниках "Оглохшая пехота" и "Окопная земля", дополненных подборкой в "Знамени" (N 12, 1986), охвачены в полном смысле этого слова все перипетии и случаи жизни солдата на переднем крае. Тут и безудачные бои сорок первого, и победные - сорок пятого, тут и бомбежки "лаптежников", тут и страшные рукопашные бои, и горестные отходы, тут и "запасной" полк, тут и госпитали, тут и... Да нет смысла перечислять, достаточно взглянуть на оглавление в конце этой книги, где лишь по заглавиям стихотворений можно понять, что нет ни одной из сторон солдатской жизни, солдатского быта, не охваченной поэтом...

И такой вот густоты в описаниях фронтовых будней я что-то не могу припомнить у других поэтов-фронтовиков. Я выделил - "будней", потому что и бои были тоже буднями, только более страшными, чем обычные дни и ночи на передовой, где ожидание смерти было ежечасным, если не ежеминутным.

Но кроме этого Ю. Белаш дал целую галерею образов окопников. Пройдемся опять по названиям стихотворений: "Бронебойщик", "Шурочка Шатских", "Санинструктор", "Фронтовая королева", "Я солдат...", "Очкарик", "Жизнь и любовь Кости Пароходова", "Менделеев", "Лейтенант", "Разговор с Валентином Гончаровым"... Это и отметил поэт Владимир Соколов, сказав, что "в стихах постоянно возникают люди - живые, раненые, мертвые, с именем и без имен", и надо добавить - каждый со своим характером. Потому-то и неудивительно, что Ю. Белашу безусловно удалась и драма "Фронтовики" ("Театр", ╧ 8, 1985), в которой кроме напряженного и драматического сюжета имеются прекрасно и выпукло выписанные образы. Этой пьесой, к сожалению, не заинтересовались театры, отдав предпочтение беллетристическим "Рядовым" Дударова, которые очень ложились на проторенные театральные ходы, а вот драма Белаша потребовала бы серьезной и новаторской работы, которая оказалась не под силу нынешним режиссерам. Но я уверен: придет время и для этого произведения, потому что такой поистине военной пьесы еще не было на подмостках наших театров.

Перечитывая Ю. Белаша,- а я делаю это часто,- невольно ловишь себя на некой зависти к поэту. Ведь то, для чего прозаику нужна не одна книга, поэту удалось сконцентрировать в тоненькой книжечке и рассказать в ней почти в с ё о войне. Но чего это стоило поэту, по-настоящему знал, наверное, только он один. Мы, его друзья, можем только предполагать, припоминая постоянную сосредоточенность этого человека, порвавшего много связей с прошлыми друзьями и знакомыми, называвшего свою квартиру на Ломоносовке "моим блиндажом", в котором он без помех мог отдать себя одной страсти - поэзии. У Юры есть одно стихотворение: