Борис Кригер - О грусти этих дней кто, как не я, напишет...

Чтобы всем хватало пустяков
И нечайных возгласов спросони,
Чтоб на всех вселенских чудаков
Нам хватало дополна ироний.

И забывшись в пересвете звёзд,
В точечках туманных очертаний,
Мы построим через Землю мост
И уснём, как в зале ожиданья.

9 августа 2001 г.

* * *

Луна — как блин, и я её гурман,
Как Аладдин без лампы, но с тарелкой,
Я предвкушаю истинный обман
Моей Луны, с её морями мелкой.

Как много света может дать она,
Борясь со сном моим и строя рожки,
Когда восходит бледная Луна
И размечает лунные дорожки.

Её сонаты лунной храма свод
Меня влечёт и чествует, как брата,
И я не верю в собственный уход,
Дождливым днем нашептанный когда–то.

И я вкусить стремлюсь когда–нибудь,
Хоть за пределом жизни или смерти,
Луны моей проблинно–рябый рупь,
Едва отъетый кем–то на десерте.

9 августа 2001 г.

* * *

Нас разбудил раскатов ярых гром,
Так грохотало, что держись за сердце,
Какой на небе выдался погром,
Всплеск бесшабашья среди молний терций!

Так грохотало, что держи стекло,
Так лило наземь, что скользнут копыта,
И гром на небе так поволокло,
Что над Землею треснуло корыто.

В такой вот шторм не дай боже попасть,
Над бурной бездной маясь, как букашка,
Что ж, насладилася природа всласть,
Своей грозой нам пригрозя не пачкать!

Я не заснул уж больше, вниз пошел,
Сынишка плакал, дочке что–то снилось,
И, не иссякнув, ливень не ушел,
Пока по крыше его злоба билась.

Тебе приснился полувещий сон,
Листок из книги, сон от Серафима,
И струи пели пулям в унисон
И обрывали узкие стропила.

Какая злоба в этих небесах,
Какая лживость в здешних покаяньях,
И мы, уже запутавшись в грехах,
Не знаем сами выход из блужданья.

Я ненавижу бури страх и пыл,
Я забираюсь вглубь своих беспечий,
Покуда я свой гений не отрыл,
Я буду жить, как отпрыск человечий.

Есть эскимо и жалиться на дым,
Пить винограда лоскуты и запах
И проклинать безжалый остров Крым,
Нагрявший в миг, откуда нет возврата.

* * *

Средь скромных крыш небесных поселений
Мы очутимся мирно, невзначай.
Без праздных слов, без громких сожалений
Мы будем тихо пить вприкуску чай.

Ты скажешь мне, что всё не так уж страшно,
А я и сам давно уж так решил,
И ждёт меня заброшенная пашня,
Чтоб хлеб растил и больше не грешил.

Чтоб в торжествах средь полусонных буден
Я подрезал колосья и молол,
Ты хлеб пекла, затеивала студень
И собирала вечером на стол.

А я б садился и, зудя плечами,
Всё рассуждал о плугах да кряжах,
И на густой квашне из расставаний
Мы никогда б не поселяли страх.

Я прикрепил бы над дверьми подкову
От сглаза всех знакомых и подруг.
Мы не считали б труд за катастрофу,
Не сторонясь усталость, как недуг.

Я знал бы точно, в чем предназначенье
Моё с тобой, среди молвы мирской, —
Без торопливой скуки и меченья
Жить тихой жизнью, мирной и простой.

Что нас страшит — возмездье ли, награда,
Когда взираем в черноты проём?
Мы все подспудно знаем, как жить надо,
Но все не так, совсем не так живем.

18 сентября 2001 г.

* * *

Нам часто так мешает голова!
Она наш страж и стержень несклонимый!
И мы падём, рассудками косимы,
И нас заменит сочная трава!

Когда б я мог прокрасться меж десниц
Внезапным страхом опоённых стражей,
Я б крал себя, восторженный пропажей
Своих незаменимых всуе лиц!

Я б убегал на край солёных лет,
Где нет просвета в злаковом стареньи,
И раставлял б слова в стихотвореньи,
И рассуждал б с Всевышним, как поэт!

Я б брал с собой несущее звено
Каких–нибудь невнятных поцелуев
И поминал всё то святое всуе,
Что поминать нам всуе не дано!

Я б приносил на жертвенник любви
Такое удивительное семя,
Что, не родившись, умирало б время
И растворялось медленно в крови!

18 сентября 2001 г.

* * *

Сквозная дань моей пустой тоске —
Извечный смрад тугого беспокойства.
Из всех фигур, застывших на доске,
Не выживает пешечное войско.

Из всех брошюр, пролистанных войной,
Из всех туманов, выпитых до точки,
Не выживает никогда покой,
А выживают сорные цветочки.

Из всех небес и в них забытых ран
Болит одна, которая всех тише,
За каждой печкой буйствует тиран,
В очередной раз начитавшись Ницше!

И за окном ворочается быль,
Но к нам она имеет мало нитей,
И адрес свой я полностью забыл,
Чтобы себя не выдать в тайной прыти!

Я закрываю окна и сижу
Впотьмах, и снюсь себе почти без страха,
И разгребаю точки на пляжу
В рубахе моря жуткого размаха.

Я сообщаю всем под Новый Год,
Что есть ещё немного в колыбели,
Которых окончательно не съели
И чей черёд когда–нибудь придёт.

18 сентября 2001 г.

* * *

Не все ль одно, тациты ли, платоны.
Мой грозный рок — следить ваш важный ум,
Любить любовь, а нежить макароны
И подвергать подсчету уймы сумм.

Цедить вино, которое испито,
И в Млечный путь без спросу не ходить,
Рождать идеи от палеолита
И козырей любою мастью крыть.

Мне всё дано, почти всё то, что взято,
И в равновесьи пребывая сём,
Мне очень нравится моя лопата,
Мой лес, мой дом, а также всё, что в нём.

* * *

Я потерялся средь знакомых звёзд
И начертил все заново созвездья,
Вообще я так давно страшусь возмездья,
Что мне уже не страшно наперёд.

Я тренирую страхи по утрам
И вечерами долгих нетерпений,
Из всех молитв и благозвучных пений
Я заучил одно: «Но пасаран!»

В конце концов, нам всё всегда не так,
Мы только думаем, что всем нам вместе,
А между тем, и на одном насесте
Не всем птенцам достанется червяк.

В конце концов, нам всем отмерен час
Иль полчаса вселенского забвенья,
Зачем же эти жалостные пени
Нам разбивать на десять тысяч раз?

Мой бедный Йорик, где твой аппетит,
Где простота бесхитростной сатиры?
Увы, но двух своих глазниц квартиры
Мы заселяем временно в кредит.