Омар Хайям - Рубайат в классическом переводе Германа Плисецкого

Джамшид (Джам) – легендарный царь древних иранских сказаний, один из героев «Шах-наме» Фирдоуси. В его правление на земле царил золотой век. Джамшид владел волшебной чашей, в которой мог видеть всё, что творится на земле, и даже предвидеть грядущее («чаша Джамшида» – символ мудрости). Возгордившись, царь потребовал, чтобы ему воздали божеские почести. Приближенные отвернулись от него и призвали на царство арабского царевича Заххака, который захватил Джамшида в плен и распилил надвое. В поэзии Джамшид символизирует как могущественного властелина, так и правителя, покинутого подданными, из-за гордыни лишившегося власти.

Зухра – планета Венера. По преданию, Зухра была прекрасной женщиной, которая очаровала ангелов Харута и Марута, и те открыли ей тайное имя Бога; пользуясь этим именем как заклинанием, она вознеслась на небо.

Иосиф Египетский – библейский Иосиф Прекрасный (Юсуф), упоминаемый и в Коране; почитается как один из пророков и считается воплощением совершенной мужской красоты. Предание о нем послужило сюжетом для многих персидских литературных обработок.

Иса – Иисус Христос.

Калам – тростниковое перо, которым писали на Востоке; в поэзии – символ стройности и изящества, с ним часто сравнивают стан красавицы. По мусульманским преданиям, божественным каламом предначертаны на скрижали все поступки людей.

Кей – собственное имя многих персидских царей, ставшее почти нарицательным.

Кей-Хосров – один из могущественных царей иранского героического эпоса, персонаж «Шах-наме» Фирдоуси.

Коран – священное писание мусульман, по легенде, ниспосланное Аллахом пророку Мухаммаду.

Лал – рубин, поэтический символ уст красавицы.

Марьям – мать Иисуса, евангельская дева Мария, которая вместе с Иисусом признается мусульманской религией святой.

Махмуд – Махмуд Газневид (998 – 1030), могущественный султан и грозный государь, известный грабительскими походами в Индию под предлогом священной войны против неверных.

Медресе́ – среднее или высшее духовное учебное заведение у мусульман. Крупные медресе обычно создавались при мечетях.

Муса – библейский Моисей.

Намаз – совокупность обрядов и молитв, которые верующему мусульманину надлежит совершать пять раз в сутки утром, днем и вечером.

Небесный телец – созвездие Тельца. Телец под землею – бык, на котором, по мусульманским поверьям, держится земля.

Ринд – свободолюбивый гуляка, бродяга, завсегдатай винных погребков и вольнодумец, противопоставлявшийся в персидской поэзии ханжам и святошам.

Симург – мифическая птица, обитавшая, по преданию, на краю земли, на горе Каф. Людям не дано видеть эту птицу, поэтому в поэзии она служит символом невидимого, недостижимого.

Тараз – древний город на территории нынешнего Казахстана, который славился красивыми женщинами.

Фаридун – могущественный царь, персонаж «Шах-наме» Фирдоуси, олицетворение власти, силы, славы.

Хайам – буквально означает «мастер шатров».

Харабат – винный погребок; городские развалины, трущобы, где в средневековых мусульманских городах торговали вином.

Хорасан – историческая область, включавшая в себя северо-восточные районы Ирана, часть Афганистана и некоторые районы стран Средней Азии.

Чанг – струнный ударный музыкальный инструмент.

Чаша Джамшида – см.: Джамшид .

Шариат – свод мусульманских религиозных и юридических законов, составленных на основе Корана.

Шейх – почтенный старец; наставник, занимающий высокое положение в церковной иерархии.

Замечательный переводчик восточной поэзии Герман Борисович Плисецкий (17.05.1931 – 2.12.1992) родился и вырос в Москве, на Чистых прудах, окончил филологический факультет МГУ и аспирантуру Ленинградского института театра, музыки и кино. «Стихи я начал писать рано, лет в шесть, то есть в 1937-м. Вижу в этом нечто символическое: расстрел не расстрел, но пожизненное заключение, – рассказывал он в своей последней публикации. – Переводить стихи стал, разумеется, в более зрелом возрасте. Занимался этим время от времени, пока в конце 60-х годов не выиграл в издательстве «Наука» конкурса на переводы Омара Хайама. Затем перевел газели Хафиза. Так вот и стал профессиональным переводчиком. Для многих поэтов переводы – лишь средство заработка. Для меня не так. Я очень люблю представить себя другим поэтом, побывать в его шкуре… Мировую поэзию ощущаю как перекличку, многоголосье».

Стихи самого Германа Плисецкого в СССР практически не печатали. Как видно, поэту не могли простить участия в похоронах Бориса Пастернака и ходившего в списках стихотворения его памяти:

В начале 1964 года Плисецкий подписал письмо в защиту осужденного «за тунеядство» Иосифа Бродского. Вскоре, решив всерьез заняться кино, он с блеском сдал приемный экзамен на Высшие режиссерские курсы, в мастерскую Михаила Ромма, – но по указке «сверху» не был принят… С тех пор начинается его путь профессионального переводчика поэзии. Первой авторской книгой стал сборник персидских народных четверостиший (1969), а подлинное признание пришло после выхода в свет стотысячным тиражом «Рубайата» Омара Хайама (1972).

Осенью 1970-го Плисецкий пишет в Ленинград Ариадне Сокольской: «Вот и лето прошло, а я лета и не заметил. Сижу дорабатываю Хайама. Почти нигде не бываю. Ибо, как сказал мудрый:

Денег, однако, по-прежнему нету, и на закуску временами не хватает. Никуда мы не ездили, и неизвестно – поедем ли. Во-первых, не факт, что заплатят проценты: в издательстве касса пуста. Во-вторых – карантины ( тем летом на юге была вспышка холеры. – Сост. ). Поэтому:

Ты на меня не сердись за молчание. Вовсе я тебя не забыл, а наоборот, часто о тебе думаю и очень хотел бы повидаться. А писать вроде и нечего – ни событий, ни стихов…»

В феврале 1971-го, за год до выхода «Рубайата», журнал «Иностранная литература» опубликовал подборку переводов Плисецкого из Омара Хайама. Весной он пишет в Ленинград другу, актеру и поэту Владимиру Рецептеру:

«Дорогой Володя! Твое письмо очень меня тронуло. Я извлек его из ящика, распечатывать не стал, а пошел в стеклянное кафе на площади и там прочел, пия вермут и закусывая конфетой. Я мало и редко вижусь с кем-либо, и получилось так, что ты первый откликнулся на Хайама. И сказал именно то, что я втайне надеялся услышать. Создание внутреннего драматического сюжета, некоего целого – и было моей сознательной целью с самого начала работы. Но я так долго склонял и спрягал, и великий поэт, с его небольшим – скажем прямо – набором тем и мыслей, так надоел мне в конце концов, что я уже «притупился» и потерял на время способность оценивать сделанное.