Андон Чаюпи - Поэзия социалистических стран Европы

Когда промчится ваша юность, птицы,
что делаете вы, дрозды, овсянки и синицы?
Ты, жаворонок, что устал бороться с вышиной?
Что зяблик делает под августовским светом,
когда приходит срок прощаться с летом
и пенье птиц заглушено поющей тишиной?

Почуяв аромат снегов, дыхание мороза,
услышав осени шаги, что делают леса?
Что делаете, тополя, что делаешь, береза,
когда минует лето, и слышен ветра свист,
и по ветру кружится ваш первый желтый лист,
и облака над вами плывут, как паруса?

Когда в хрустальной синеве летают паутинки,
что делаете вы, поля, луга, покосы,
когда колючий иней все одел,
когда в железную броню закованы травинки,
и стали искристым ледком сверкающие росы,
и в изгороди ломонос внезапно поседел?

Когда от северных высот за южные отроги
подует ветер ледяной, что делает вода,
когда стихают подо льдом порывы и тревоги,
когда потока синева
внезапно вянет, как трава,
и цепенеет пульс, и плеск смолкает навсегда?

Осень сменяет лето, пятый раз сменяет,
а тонкая, словно ящерка, девочкина косичка
лежит в Освенцимском музее — живет и не умирает.

Мамины пальцы сгорели, но все-таки ясно видно,
как девочку в путь-дорогу пальцы те собирают,
то они цепенеют, то беспомощно виснут
и черную ленту предчувствий в тонкую косу вплетают

Туго косичка закручена, не расплетется до вечера.
Слезные змейки стелются — мама горько плачет.
Девочка улыбается ласково и доверчиво,
девочка не понимает, что эти слезы значат.

Вот палачи ледяные — банды их ясно вижу —
косят людские волосы, мечут в стога большие.
Легкие детские локоны ветер уносит выше,
в грузные копны сложены женские косы густые.

Словно шерсть настриженную, словно руно овечье,
в кучи их кто-то сваливает и приминает ногами.
Вижу — пылают яростью большие глаза человечьи,
вижу старух испуганных рядом со стариками.

То, что словами не выскажешь, тоже вижу ясно:
пламя пышет из топки и палачей озаряет,
длинные их лопаты — от детской крови красные,
стылые детские трупы в топку они швыряют.
Вижу седины бедные — все в серебристом инее,
и рядом — как ящерка — тонкую девочкину косичку,
вижу глазенки детские — большие, синие-синие.

Даже тысячу лет проживши,
после смерти я буду схожа
с теми, кто не родился.

Даже век свой прожив счастливо,
после смерти я буду схожа
с теми, кто плакал.

Даже запятнанная клеветою,
после смерти я буду схожа
с теми, кого хвалили.

Даже память оставив в душах,
после смерти я знать не буду,
что меня вспоминают.

Даже мудрость впитав земную,
после смерти я знать буду меньше,
чем ком земли у дороги.

Даже доброе сердце имея,
после смерти я стану
равнодушнее камня.

Даже радуясь ясному солнцу,
не смогу после смерти
выйти из мрака.

И, полна сознания жизни,
после смерти я знать не буду
о том, что жила на свете.

Умер дед
Сокровенно, обыкновенно,
Словно с ним ничего не случилось,
Словно приснилось,
Словно встанет
Чуть свет,
Спозаранок,
И отправится дед
На рынок.

Умер дед совсем неожиданно.
Только тихо исчезли гости,
Только мама
От этой вести
Завопила
И вдруг упала, —
А тогда и на нас напало:
Стали колоться в горле
Какие-то странные кости,
Которые вовсе —
Не кости.

Помчались зажженные свечи,
Помчались безглавые мухи,
Помчались по дому,
И вверх —
На карниз,
И вниз,
Словно что-то искали у нас.
Ох, все они попросту падали с ног,
Чтоб нечто найти,
Эту некую малость,
Крупицу, которая здесь потерялась.

Но ни одна из горящих свечек
И ни один
Живой человечек
Нам не могли объяснить словами,
Что же такое потеряно в доме,
Как же его настоящее имя?
И завыли тогда
Гардеробы
Хриплым воем
Бездонной утробы,
И на наших железных щеках
Появился зеркальный прах —
Это рассыпалось зеркало,
Выдав зеркальный страх.

Жизнь уплывает сквозь пальцы,
Ласкаю лицо волны,
Ласкаю ее волнистые пряди.

Плыву в сенокосной прохладе,
И в парусе — свежесть ветра.
Где же на карте
Недра?

И даже не знают боги,
Куда же — босые ноги,
Куда же — пять весел, моя пятерня,
Куда же несут меня.

С черешней з а ухом
По тропке глиняной
Иду за звездами.
Иду за крошечными,
За мерцающими, —
Мои мерцающие, мои крошечные!

Из апельсиновых зрачков
У вас любовь, как слезы, каплет
На зелень трав, на всех жучков,
На всех людей, на всех щенков,
На муравьишку и на цаплю, —
На все, на все, как слезы, каплет
Любовь из апельсиновых зрачков,
Которые трепещут,
И дрожат,
И прячутся за мглою облаков.

Глаза твои — словно озера,
Уснувшие под небесами.
В чешуйчатой ряби узора
Волна шелестит волосами.

Под веками, в глуби нездешней —
Испугов багровых спиртовки.
Твой взгляд — соблазнитель с черешней
В губах близнеца-однокровки.

В глазах твоих — дебри, погоня,
Оленья охота, облава,
Хохочет листва в небосклоне,
И машет оленю дубрава,

Машет своим ароматом,
Ветром зеленоватым,
Холодной жутью дождя и звезд,
Пламенем вечности в полный рост.