Н. Денисов - Стезя

Нептуном был назначен я –
И возгордился малость:
Мне в этой должности, друзья,
Работать не случалось.

Но я управился, как мог,
Без суеты и крика,
Как молодой, но твердый бог.
Всея морей владыка.

Вот я, владыка из владык,
Иду. За мною свита.
Нервозно мечется кадык
На горле помполита.

А капитан равняет строй.
Трепещет? Ну и ладно! –
Куда путь держите, герой? –
Допрашиваю складно.

Толкует что-то про моря,
Про коллектив прекрасный,
Конечно, хочет, чтобы я
Не гневался напрасно.

Подносит чарочку – в зачет!
Киваю благосклонно.
А грим за шиворот течет,
На уши жмет корона.

И чтоб себя не уронить, –
Достоинством рискую, -
Велю команде воду пить
Соленую, морскую.

Трезубцем грозно грохочу,
Велю поторопиться:
Удостовериться хочу,
На что народ годится?

Никто не лезет на скандал,
Покорно сносят муки.
А свита – только волю дал –
Похлеще ладит штуки.

Стою в наряде золотом.
За вздор считая жалость...
Да! Сладость власти и потом
Во мне, как яд, держалась.

Изумрудно мерцает планктон.
Хороша за бортом заваруха!
Все же это не чаячий стон,
Он лишил бы присутствия духа.

Поднялись в фосфорической мгле
Водяные нестойкие горы.
Экземпляр «Огонька» на столе
Потерял уже точку опоры.

Где-то мирно поют провода.
Делать нечего – лает собака.
А со мною лишь в небе звезда,
Называется – знак Зодиака.

Потому и на грубой волне
По земной размышляю привычке:
Окажись в эту пору на дне.
Ни согреться, ни выпить водички

Спасительная бухта –
Земля со всех сторон!
И не трепал нас будто
Лишь час назад циклон.

И не врезал по скулам
У бездны на краю,
Прожорливой акулой
Не скалил пасть свою.

Конечно, в океане –
У крепкого руля –
Я знал, что не обманет
Земля. Моя земля!

Я верил окрыленно
Домам ее, дворцам,
Траве ее зеленой
И стойким деревцам.

Они меня взрастили,
Они меня простят,
Они и на могиле
Моей прошелестят...

В море Беринговом качает.
Стонут трюмы, скрипят рули.
А в селе у нас шаньги к чаю...
Подосиновики пошли.

И, помытые кипяточком,
Кадки сушатся у плетня.
И гадает, в какой я точке,
Озабоченная родня.

Далеко я, земля родная!
Лезу дьяволу на рога.
Географию повторяю,
Вылив воду из сапога.

Наплывают, как в киноленте.
То близки, то видны едва,
Мыс Дежнева, Святой Лаврентий,
Командорские острова.

Неуютно под мачтой шаткой,
Ненадежен и зыбок мир.
Но по курсу уже Камчатка
И угрюмый Парамушир.

А оттуда, совсем, как в сказке,
Окунево невдалеке...
Мачта мечется, как указка
У пятерочника в руке.

Итак – домино!
По столешнице лупим,
В зрачках доминошников
Дым и огонь.

Уже погорел мой
Четверочный дупель.
Глазастый «баян»
Обжигает ладонь.

Задорные тройки
Выводим в атаки,
Ошибки соперников
Вносим в актив.

Как люстры, прошли
У борта кавасаки,
Как елка, расцвечен
Сангарский пролив.

И снова – накал.
Вдохновенное чувство!
И снова мне видится:
Мы – на коне!

А резвый напарник мой
Крутит «по пусто».
Ах, что к нему теща
Явилась во сне!

Но вовремя – «рыба»!
И свежая пара
Внимательно дышит
Над узким столом
.
От света – за бортом
Шалеют кальмары
И оптом в ловушки текут
Поделом!

Итак – домино!
То успех, то промашка.
И все ж мой напарник
Опять – молоток.

В Японское море
Выходит «Семашко»,
Форштевень нацелен
На Владивосток.

Вернемся – и в отпуск
В деревню уеду.
Там очень плотва
На «малинку» берет...

Ах, что я?
Пора бы уж вырвать
Победу.
И – с маху костяшкой.
И – полный вперед!

Эй, рулевой, подмогни!
Что там за волнами снова?
Чьи там дымки и огни,
Уж не мое ль Окунево?

Вроде б – наш домик, забор
Роща, грачиные гнезда,
Пес постаревший Трезор
Нехотя лает на звезды?

Чудится, там сенокос,
Топот размашистый конский...
Тихо ответил матрос:
– Берег японский...

Долго смотрю в полумрак,
Сердце смятеньем объято:
Лучиком шарит маяк –
Узким, как взор азиата.

А на скале, на краю,
Блеск, будто с яркого слайда…
Думаю думу свою
Возле ночного Хоккайдо.

Шел чудный снег в Иокогаме,
Снег наших русских деревень.
Его колесами, ногами
Месили все, кому не лень.

А он летел светло и гордо,
Как не летел давным-давно,
И подгонял мальчишек в шортах
И женщин в легких кимоно.

Кружил и в пригородной зоне
Вдоль тихих улиц и оград.
И на военном полигоне
Ровнял воронки от гранат.

Он был, конечно, зябким, лишним.
Порядок жизни нарушал:
Пора цвести японским вишням,
А он цветению мешал.

Он очертил, как будто мелом,
Дома, мосты, края дорог.
Но никакого зла не сделал,
Лишь полицейский чуть продрог.

Снег на три дня стал темой модной,
Закрасил белым белый свет.
И черный лик «войны холодной»
Казался выдумкой газет.

– Ну как дела?
– О'кей! Дела не тужат! –
И звонко так прищелкнет языком.
Не зря, не зря японец Миша дружит
С дальневосточным русским моряком.

Допустим, ты подарочек особе
Пообещал – широкая душа,
Плыви скорей в японский город Кобе,
Там и найдешь лавчонку торгаша.

Там и сойдешься с Мишей: Миша славит
Товар фирмовый – фирмы «Адидас».
Конечно, он, как другу, цену сбавит,
Но без навару – глупо! – не отдаст.

– Ну, как дела?
– А он по-русски:
– Сила! –
А ты какой-то мелочью бренчишь!
Он знает, жадность фраера сгубила,
Но в этом зле его не уличишь.