Н. Денисов - Стезя

Сюжетные поиски слова
Щедрей на родной стороне.
Однажды в село Окунево
Случилось заехать – к родне.
Привычно мотаясь по свету,
Я часто о доме скучал.
И долго в тот вечер портреты
В простенках опять изучал:
Обычные русские люди...
– А этот, прости уж меня,
Спросил я у бабки, –
Кто будет? Вздохнула:
– Да тоже родня!
Брат деда! – промолвила с жаром, –
Он с красными знался. Беда...
– Я слышал, он был комиссаром, –
А что же потом? Ни следа...
– Потом? Не спеши, погоди же!
Стара я. Все жалюсь врачам...
Серьезный он был. И как ты же,
О чем-то писал по ночам.
В нужде они, помнится, жили, –
И эти убивцы, рвачи,
Зарубины, их не любили! –
Она шелестела с печи, –
Что было-то, Господи боже...
Но понял я, бабка права –
Нельзя беспричинно тревожить
Сочившие кровью слова...
Под утро расцветились пожни,
И я в несусветную рань
Умчал по делам неотложным
В какую-то тьмуторакань.
В верхах были крупные свары:
Тот так, тот не этак повел...
Поздней уж про жизнь комиссара
В газете заметку прочел.
А что мне чужие опенки?
И чья тут вина, не вина?
У белых во мрачном застенке
Хлебнул он мурцовки сполна.
Бежал, распростуженный весь, и
Поздней – без вины, без суда,
Погинул он в годы репрессий.
Своих вырубали тогда...

Гонит «Татра», снега утюжа,
Вьюга поет – на белый свет.
Для тарана заходит стужа
И откатывается в кювет.
Я душой принимаю гонку,
Я глазами в дорогу врос.
Гулко вздрагивает бетонка,
Вырываясь из-под колес.
Глушь таежная, снеговая,
Ветры в спину,
грозя,
свистят.
И воронки болот зияют,
Будто нас поглотить хотят.
На пути в знаменитый город,
Пробивая порядки вьюг, мы летим
целиной,
которой
Никогда не пройдется плуг.
Все, чем раньше душа дивилась,
Все, чем жил я до этих пор,
Безоглядно соединилось,
Словно в выдохе –
САМОТЛОР!

Панорама Самотлора –
Снег хрустящий, как слюда,
Да болота, на которых –
Чахлых елочек гряда.
Был приют нечистой силе
Возле всякого куста.
Даже ханты обходили
Эти хмурые места.
Сколько их в урмане диком
Мест с испуганным зверьем!
Мест с морошкой и брусникой,
И заброшенным жильем!
И повсюду – в жуткий холод,
В беспощадный летний зной,
Побывал наш брат-геолог,
Комаров кормил собой.
И вошли во славу сразу.
Не забудет их Тюмень:
День березовского газа,
И шаимской нефти день!
День разведчиков, открывших
Усть-Балык и Уренгой.
Дни товарищей погибших
Под таежною звездой...
Панорама Самотлора –
Свист поземок ножевых,
Те же топи, на которых –
Ожерелье буровых.
И окрест –
Над всем простором!
Гиблой ржавчиной болот,
Трубы,
факелы,
опоры
Подтверждают: нефть идет!

Сидит девчоночка и плачет
Одна в простуженном балке.
От фар машинных «зайчик» скачет
По изморози в уголке.
Согреть бы чай, наладить ужин,
Огонь в печи давно истлел.
На стенке плащ, забытый мужем,
И тот от изморози бел.
Стучат о крышу ветви сосен,
Там месяц сумрачный висит.
И чей-то голос: «Бросил! Бросил!»,
Как на ветру белье, скрипит.
В окне полуночно и тихо
Уснули белые дома. Высокая,
Как журавлиха,
Стоит сибирская зима.

Нет, я не знал ее печали,
Ее лицо, ее глаза...
А с ним мы «Татру» выручали,
Под скаты шубы побросав.
И вот сидим, и душу греем
В дому – на пятом этаже.
И валенки на батарее
Почти оттаяли уже.
И шубы сохнут постепенно
В тепле – квартирном – у двери
И фотокарточки на стенах...
Он подает одну:
– Смотри!
Он подает одну. Известно, –
С улыбкой, радость не тая.
– Такой не снилось и... Невеста?
– Жена, – вздохнул он, – Не моя!..
Двойные рамы ветер гложет,
Простыли стекла изнутри.
– Татьяной звать...
– А муж-то, все же...
– Удрал он, Черт его дери.

На морозе белой масти,
Озверев,
в снегу,
в пыли
Экскаватор рвет на части
Глыбы стылые земли.
Из песчаного карьера,
Из ковша – наискосок –
Он плывет – тяжелый, серый,
В кузова машин песок.
И на гулком перегоне,
Возле кромочки болот,
Вся она, как на ладони,
Технология работ...
По кабине хлещут ветки,
Зотов трудится молчком.
Он на «газ», как на гашетку,
Давит правым сапогом.
И бегут кусты и кочки
Чудом из-под колеса.
Перед узеньким мосточком
Завизжали тормоза.
Но Володя – парень ловкий,
«Газанул», –
– Не унывай! Стоп!
Приехали. Лежневка...
– Ближе к трактору давай! –
– Тракторист – он знает дело:
Пишет в воздухе рука.
Шапка сбита на бок смело.
Только шубка коротка.
Только челка как-то странно
На крутую бровь сползла.
– Как зовут тебя?
– Татьяна... –
И к Володе подошла.
И пошли кружиться хлопья, –
Вьюга пляску завела,
А Володя дверкой хлопнул,
Улыбнулся:
– Не ждала?
И студил нам ветер лица,
Снег уметывал в снега...
Дай им сил –
К любви пробиться
Через топи и снега!

Как-то в полдень в балочке старом
Обогреться пришлось в гостях.
Руки тер инженер Макаров,
Говорил мне:
– Мороз? Пустяк!
И серьезно, уже без позы,
Признавался мне от души:
– Комары пострашней мороза.
Снег уходит,
острят ножи!
Будто платит им кто отменно
За разбойничий этот пыл... –
Закурили. И штык антенны –
Над «Спидолой» в дыму поплыл.
Снова ветер скулил голодный.
Думы всякие навевал.
Огонек – полевой, походной
Бойкой рации задремал.
Да белели в окне булиты,
Факел пламя метал в простор...
С оператором знаменитым
Все не клеится разговор.
Он дымит себе сигаретой,
Независимый сделав вид:
– Есть приятель у нас...
Да где ты?
Покажи-ка себя, джигит!
Да смелей! – Подмигнул Макаров.
А балок посреди тайги
Содрогался в морозных, ярых,
Леденящих когтях пурги.
И, наверное, для потехи
Кто-то вспомнил тут, как на грех:
Выдает зима на орехи
Здесь южанину больше всех!
Он и сам не дает ей спуску.
До ушей натянув пальто,
Костерит Сибирь не по-русски, –
Все равно не поймет никто!
Посмеялись,
и вновь серьезны,
Осень вспомнили и весну...
– Можно, парни, терпеть морозы,
Если это – за всю страну!

В синеву Самотлора
Взнесенная грубо,
Буровая железный
Отмерила взгляд,
Опуская в планету
Бурильные трубы, –
В нефтяные глубины,
Как здесь говорят.
Буровая урчала
Шипела, Гремела.
И канаты, как вены,
Вздувались на ней.
Я впервые глядел на нее,
Оробелый,
Наблюдая в сторонке
Работу парней.
Мне бы тоже зеленую робу –
От ветра
Да собачью ушанку.
Пусть стужа прижмет,
Я б узнал, как в темнице –
Три тысячи метров,
Черноокая нефть
Вызволения ждет.
Мне б стоять на высоком помосте
У края,
Рядом с первым бурильщиком,
Что за дела!
Нас хвалил за сноровку бы
Мастер Китаев
На рабочем собранье,
Где б Таня была...
Остывали багряно
Вечерние краски.
Не принес тишины
Самотлорский закат.
И темнели помбуров
Защитные каски, –
Боевые, суровые
Каски солдат, мне казалось:
И сумерки нефтью набухли,
И не туча над вышкой –
Фонтан нефтяной.
Слово мужество
Пишется
С маленькой буквы,
Я его учредил бы писать
С прописной.