Юрий Зобнин - Ахматова. Юные годы Царскосельской Музы

– Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг!.. [261]

Так и пошло дальше. Натыкаясь на улице или в гимназии на очередную ухмылку, смешок или повёрнутую спину, она принималась вдруг шептать или визжать: «Сгинешь! Сгинешь! Сгинешь!..» – как будто на неё постоянно обрушивалось какое-то невероятное прозрение, точное знание того, что её собственная крохотная и смешная для всех любовная «катастрофка» («…до величия мне далеко») как-то связана со стоящей при дверях великой всеобщей катастрофой, в которую входит вся страна.

Можно, конечно, сказать, что любому, окажись он на месте Ахматовой, померещилось бы, что мир рушится вместе с ним, однако в случае с Ахматовой он действительно рухнул. И по всей вероятности – прямо посреди очередной перепалки с отцом в роскошных апартаментах дома Соколовского, утопающего в белом буйстве майской благоухающей черёмухи:

14 (27) мая 1905 года в Цусимском проливе 2-я Тихоокеанская эскадра адмирала Рожественского после восьмимесячного (!) похода по трём океанам встретилась, наконец, с Императорским флотом Японии, которым командовал адмирал Хэйхатиро Того. Перед сражением Рожественский, как некогда легендарный флотоводец Фёдор Ушаков, разделил эскадру опережающим «уступом» на две параллельные колонны, намереваясь в самом начале боя уничтожить одновременным огнём всех своих главных калибров либо авангард, либо арьергард маневрирующего корабельного строя японцев. Это удалось, и первые 10–15 минут флагманы Того оказались сплошь накрыты русскими залпами [263]. Однако – главная загадка Цусимской битвы! – большинство снарядов не взрывались, а… пробивали мёртвым грузом японские корабли (или пронзали их навылет, падая в море). Японцам удалось завершить маневр, построив новую линию наперерез кильватерной колонне противника [264]. Теперь уже русские флагманы оказались накрыты согласным огнём главных орудий японского флота, фугасные заряды которого (знаменитая «шимоза») сработали безупречно. Уже на 43-й минуте боя два броненосца («Князь Суворов» и «Бородино») были подожжены и частично разрушены, а третий («Ослябя») под градом прямых попаданий перевернулся и затонул. Рожественский получил два ранения и оказался, по официальной формулировке, «неспособен осознавать происходящее». Но даже если бы сознание в адмирале и сохранилось, руководить боем всё равно было нельзя. На «Суворове» оказались перебиты и сожжены все фалы, так что передавать команды не представлялось возможным. А сам головной корабль, охваченный пламенем, без одной трубы, начал судорожно циркулировать вправо, явно потеряв управление. Эскадру возглавил следующий за «Суворовым» броненосец «Император Александр III» капитана 1-го ранга Николая Бухвостова («За одно я ручаюсь: мы все умрём, но не сдадимся!»). Тут следует передать слово участнику и летописцу Цусимской битвы:

Эскадра, никем не управляемая, была предоставлена самой себе. И вот тогда-то на смену «Суворову» явился броненосец «Александр III», с именем которого навсегда останутся связаны наиболее жуткие воспоминания об ужасах Цусимы. После того как эскадра лишилась адмирала, он стал во главе боевой колонны и повел ее дальше. На этот броненосец обрушился весь огонь двенадцати японских кораблей. А он, приняв на себя всю тяжесть артиллерийского удара, ценою своей гибели спасал остальные наши суда. В безвыходной обстановке сражения он иногда даже проявлял инициативу, на какую только был способен, не раз прикрывал собою «Суворова» и пытался прорваться на север под хвостом неприятельской колонны. Однажды ему удалось воспользоваться туманом и временно вывести эскадру из-под огня. В продолжение нескольких часов он с выдающимся мужеством вел бой против подавляющих сил врага. <���…> Что происходило во время боя на его мостиках, в боевой рубке, в башнях и на палубах? Кто же именно был тем фактическим командующим, который так талантливо маневрировал в железных тисках японцев? Был ли это командир корабля, капитан 1-го ранга Бухвостов, его старший офицер Племянников или под конец последний уцелевший в строю младший из мичманов? А может быть, когда никого из офицеров не осталось, корабль, а за ним и всю эскадру вел старший боцман или простой рулевой? Это навсегда останется тайной. <���…> И никто и никогда не расскажет, какие муки пережили люди на этом броненосце: из девятисот человек его экипажа не осталось в живых ни одного [265].

После выхода из строя изувеченного «Александра III» (с пожарами и сильным креном на правый борт он, безнадёжно отстав от основных сил эскадры, к вечеру был добит японскими крейсерами) эскадру на втором часу боя повёл справившийся с повреждениями броненосец «Бородино». Впрочем, бой был уже проигран, начинался разгром. Японские корабли набрасывались на русские, как охотничьи собаки на раненных медведей, и к вечеру вся противостоящая им сторона как единое целое перестала существовать. Разрозненные группы и отдельные суда, утратив всякую способность к взаимодействию, самостоятельно (и, большей частью, тщетно) искали пути к спасению. В итоге из 38 кораблей, которых вёл в поход Рожественский, лишь 5 крейсеров, 3 миноносца и вспомогательное судно смогли преодолеть цусимский ад. Все остальные были потоплены или захвачены в плен. На рассвете 15-го мая 1905 года сдались окруженные основными силами победоносного Того броненосцы «Орёл», «Император Николай I», «Генерал-адмирал Апраксин» и «Адмирал Сенявин». Сдался и настигнутый японскими «истребителями» эскадренный миноносец «Бедовый», на котором находился снятый с погибшего «Князя Суворова» Зиновий Рожественский.

То, что вопреки громовым прошлогодним заявлениям Рожественский не пошёл ко дну в Цусимском проливе вместе с расстрелянным «Суворовым» и 935 моряками его экипажа, вряд ли можно было поставить в вину вице-адмиралу. В начале боя он был тяжело ранен, так что решения об эвакуации и сдаче в плен принимались помимо его воли. Однако, придя в себя после ранения, он действовал явно вопреки ожиданиям. Нет ни малейшего сомнения, что и цусимский триумфатор Хэйхатиро Того, равно как и главный русский герой Цусимы Николай Михайлович Бухвостов, окажись они, волею судьбы, на месте Рожественского, действовали бы иначе. В конце концов, даже матросы, с которыми Рожественский возвращался из японского плена, попытались подсказать своему бывшему командующему: неплохо бы застрелиться!

Оскорблённый Рожественский… обратился за защитой к японским властям (и защиту получил). Воистину он был непотопляем! Добравшись до Петербурга в январе 1906 года, он даже попытался восстановиться в должности начальника Главного морского штаба, но тут уж воем взвыли все русские газеты, и флотоводцу, во избежание общественных волнений, убедительно порекомендовали подать в отставку. Тогда он написал рапорт, но обратился теперь уже к правосудию российскому, требуя судебного разбирательства. На суде Рожественский с пафосом заявил о желании подвергнуться казни расстрелянием, однако судьи, разумеется, вынесли очевидный (из-за невменяемости по ранению) оправдательный вердикт. Всё же общественное мнение оставалось непреклонным, и раздосадованный вице-адмирал затворился дома. По слухам, он собирался планировать некоторый новый победоносный морской поход (!), но помер от удара в новогоднюю ночь 1909-го, любезно освободив от своего присутствия как дальнейшую российскую историю, так и настоящее повествование.