Марк Тарловский - Молчаливый полет

Бывает так, что местный Зигмунд Фрейд
(Не одного такого знаю хвата),
Психологический затеяв рейд,
Доказывать начнет витиевато,
Что лейтмотив наш — не мотив, не лейт,
А рудимент времен матриархата
И что, дудя в подобную свирель,
Мы вспоминаем нашу колыбель.

Бывает так, что горе-лексиколог,
Став расточать трудов своих дары,
Объявит, что циновка, то есть полог,
И грозный термин шахматной игры
Одним путем, хотя он явно долог,
Пришли на наши гумна и дворы
И обернувшись формой мата смачной,
Свой смысл укрыв под маскою трехзначной.

Патриотизма в этом ни на грош,
Вреднейшие тенденции тут скрыты,
Для вас финал не может быть хорош,
Не вылезть вам на площадные литы
Из предназначенных для вас галош,
Низкопоклонники-космополиты,
И если выражаться мы могли б,
На вас морской обрушился б загиб!

Излишне добавлять, что для печати
Не предназначен скромный наш доклад.
Быть может, кто другой прямей и сжатей
Расположил бы данных фактов ряд,
Но с чистым сердцем — не рыдая мя, мати,
В цинизме зрящее! — доказать я рад,
Хотя в своей мы скромности и скрытны,
Что мы и сквернословьи самобытны!»

Предупреждает автор данных строк,
Что сей доклад им лично изобр е тен,
Дабы достойный преподать урок
Поборникам естественных отметин,
Родной культуры светлый потолок
Стремящимся поднять над смрадом сплетен
И, воспевая даже дичь и глушь,
Пороть готовым всяческую чушь.

Под зыбью морских прибрежий
Есть рыбка «морской конек»,
В чьей кличке найдет приезжий
На сходство с конем намек.

И правда — совсем лошадка!
Отсюда намек возник:
Головки пряма посадка,
На гриву похож плавник.

Кто часто нырял в Артеке,
Но плавно, не с кувырком,
Тот мог, открывая веки,
Столкнуться с морским коньком.

Вода зеленей окрошки,
И в ней на дыбках, стоймя,
Пасутся коньки рыбешки,
Вниз хвостики устремя.

А хвостики — не простые:
Пружинками завитые,
Они — как спираль часов,
И их не видать концов.

Пловцы не ахти какие
Морские у нас коньки,
И хвостики их — тугие,
Как привязи из пеньки.

Обкрутится хвостик цепко
Вкруг стебля травы морской
И держит рыбешку крепко,
Вкушай, мол, «конек», покой!

Как только барашком пенным
Волненье начнет гулять,
Рыбешкам обыкновенным
На месте не устоять,

А наши меж тем «лошадки»
Качаются под водой
И в строгом стоят порядке,
Как саженцы над грядой.

Простое приспособленье,
Но крабам на удивленье,
И волны на всем скаку
Ничем не грозят «коньку»!

Где видели мы такое?
Обшаримте дно морское:
Твой хвостик, морской конек,
От якоря недалек!

След плаванья, схожий с ватой,
Дорогой бежит прямой,
А якорь наш крючковатый
Над каждой висит кормой.

Он лодке рыбачьей нужен,
Он с крейсером грозным дружен,
Он всем кораблям морским
В дороге необходим.

Вот маленький — он для лодки,
С ним справится мальчуган,
А вот на цепях лебедки
Чудовищный великан.

И тот и другой в болтанке,
Застигшей у берегов,
Начало кладут стоянке,
Нелишней для моряков.

Порой отдыхать полезно,
И, отдых винтам даря,
Нерезко, под гром железный,
Спускаются якоря.

Защитник родной державы,
Над глубью прибрежных вод,
Суровый и величавый,
Качается русский флот.

Под ним — табунок лошадок,
Рыбешек, жильцов морей:
Страшатся они повадок
Неведомых якорей…

О маленькие невежды,
Морские коньки на дне!
Наш якорь как знак надежды
Ныряет к своей родне.

В том нет никакой ошибки
— Шуршат про то вымпела, —
Что якорный хвостик рыбки
Природа изобрела.

Садовые улитки
С жильем своим ползут
И все свои пожитки,
Быть может, в нем везут.

Пожитки — это шутка,
Действительность же в том,
Что скользкая малютка
Несет свой круглый дом.

И, если точно строго
В рассказе соблюсти,
Улитка-недотрога
Не думает ползти.

Об этом, как известно,
Учебники гласят:
Улитки повсеместно
По зелени скользят,

Скользят, топыря рожки,
А вовсе не ползут,
И домики по стежке
На спинках волокут.

Три яруса над спинкой,
Сужаясь, вознеслись,
И стынет, став тропинкой,
Серебряная слизь.

Улитка, вместе с дачей,
Катается, скользя,
А двигаться иначе
Ей даже и нельзя.

Ей служит слизь для смазки,
Как мало для машин:
Природные салазки
У этих молодчин!

И делают улитки
Из собственной слюны
Надежные калитки,
Круглее, чем блины,

И спит под их защитой,
Как телка за плетнем,
Кочевник знаменитый
В убежище своем.

Пойдемте-ка, ребята,
Зимою на каток:
Блестит щеголевато
Покрытый льдом поток.

Улитка спит под снегом
В уютном завитке,
А школьник занят бегом,
Резвиться на катке.

Пусть конькобежец прыткий,
Летит, об лед звеня, —
Медлительной улитке
Он близкая родня!

Невидимо родство их,
Ей не сравняться с ним,
Но связан ход обоих
Скольжением одним.

Под тяжестью подростка
Каточный тает лед.
Без этого — загвоздка:
Не двинешься вперед!

Вода здесь — в роли смазки,
В подмогу пареньку,
И ход отнюдь не тряский
Присущ его коньку.

Не финны, не норвежцы,
А русские — глади! —
Как чудо-конькобежцы,
Всех в мире впереди.

Но с маленькой улиткой,
Природы господин,
Ты общей связан ниткой
Под звон стальных пластин!

На то ты — сын природы.
Припомни же на льду
Родню, что лижет всходы
На грядках и в саду:

Вслед зимним дням суровым
Настанут лета дни,
А ты здесь добрым словом
Улитку помяни!

«Ты с миром вдребезги разбитым
Расстался, звездный мой собрат,
И стал простым метеоритом,
Каких несметный мчится град

Как стадо вспугнутых оленей,
Чего ты сроду не видал,
Они по уйме направлений
Несут свой камень и металл».

Близ глыбы, ужасом объятой,
Перед лицом небесных сил,
Так спутник говорил крылатый,
Так ангел божий возгласил.