Владимир Фирсов - Отечество, стихи и поэмы

Земля в масштабе мирозданья...
Я не о ней хочу сказать.
Я все о той,
С кем на свиданье
Явился тридцать лет назад.

Явился к роднику,
Откуда
Носили воду сотни лет
Поклонники земною чуда,
Веками сеявшие хлеб.

Явился я звонкоголосо
Туда,
Где, как и в старину,
Стозвучно
Косы на покосах
Озвучивали тишину.

По клеверам шмели сновали.
Гудели липы у реки.
И голуби
Зерно клевали
Доверчиво
С моей руки.

Дорога.
Тропка полевая.
Поющий перепел во ржи...
Явился я,
Не понимая,
Что это — мне принадлежит.

И после,
В грохоте орудий,
Который слышал не в кино,
Я думал —
У меня не будет
Всего того, что мне дано:

Ни клевера,
Ни речки синей,
Ни грохота перепелов,
Была со мною боль России —
Без ярких красок, ярких слов.

Все было серое.
Шинели.
И грозовые облака.
И серые ветра шумели
Над серым отблеском штыка.

Холстами серыми
Проселок
За серым лесом пропадал.
И серый дым
Кружил по селам,
И серый пепел оседал.

Тонуло солнце дымным шаром,
Не слыша птичьих голосов,
В огне рябиновых пожаров,
Во мглистом сумраке лесов...

И вот теперь,
Когда мне снова
Дано все то, что надлежит,
Я не могу уйти от слова,
Что рядом с памятью лежит.

Я не могу уйти от сердца,
И даже в радости
Нет-нет
Да промелькнет тот самый,
Серый
И монотонно-горький цвет.

И прозвучит рассветной ранью
Навеки близкая земля,
Что не в масштабе мирозданья,
А в грустной песенке шмеля.

Куда б меня судьба ни заносила,
Я не мирился со своей судьбой —
Все потому,
Что был с тобой, Россия,
Все потому,
Что был всегда с тобой.

Над затхлостью каналов Амстердама
Иль в Гамбурге,
Холодном, как скала,
Душа моя, что выпь в ночи, рыдала.
Ей не хватало света и тепла.

Ей близости любимой не хватало,
Березы
И ракиты у ручья...
Тень Гамлета над Данией витала,
А мне казалось —
Это тень моя.

И уж совсем казался мир несносен,
Когда
При свете ярких маяков
На рейде Осло
Встал авианосец,
Приплывший от вьетнамских берегов.

Он мрачен был в лучах зари багровой,
И самолеты
Стыли, словно снег,
Уже впитавший цвет невинной крови,
Которой так богат
Двадцатый век!

Домой!
Но море вплавь мне не осилить,
К тому ж везде границы сторожат.
Одна отрада — знать, что есть Россия,
Где и моим дыханьем
Дорожат.

Хоть вплавь!
Хоть босиком!
Душа страдает.
Хочу домой, в родимые края,
Где без меня
Снега черемух тают
И отцветает голос соловья.

То ль постарел,
То ль просто обессилел
От мысли, что в разлуке столько дней, —
Я плачу
При свидании с Россией
И называю бережно
Моей.

Еще не поросли тропинки,
Что слышали твои шаги.
И материнскою косынкой
Еще пестрят березняки.

И говор леса, говор дола,
И говор горлинок в лесах
Зовут тебя к родному дому,
Счастливого или в слезах.

Им все равно, каким бы ни был —
Найдут и ласку и привет.
По вечерам играет рыба
И бабочки летят на свет.

И розовеющие кони
В закатном отсвете храпят.
И в голубых туманах тонет
Пугливый голос жеребят.

Все ждет тебя.
Все ждет, не веря,
Что за тобой уж столько лет
Как наглухо закрыты двери
На этот самый белый свет.

Ты нам оставил столько сини!
А сам ушел, как под грозой,
Оставшись
На лице России
Невысыхающей слезой.

Я при громе не смеялся
И теперь не засмеюсь.
С детства я грозы боялся
И теперь ее боюсь.

На моих глазах когда-то
Погорело полсела.
В День Победы
В сорок пятом
Погорело все дотла.

Ах, как бабы голосили!
А из пламени
Почти
Ничего не выносили:
Было нечего нести.

На траве
Лежат спокойно
Небольшие узелки,
Небогатые иконы,
Плошки, ложки, чугунки.

Я в слезах
Теснился к деду,
Слыша дедовы слова:
— Потерпи, родной...
Победа...
Остальное — трын-трава.

Потерпи...
Вернется батя,
И дядья придут домой... —
На пожар угрюмо глядя,
Лишь качал он головой.

А назавтра
С верой древней,
С топором, что звонко пел,
Дед отстраивал деревню
И, представь себе,
Успел.

И, когда замерзла речка,
Сыновей не повидав,
Он заснул с горящей свечкой
В новом доме
Навсегда...

Я при громе не смеялся
И теперь не засмеюсь.
С детства я грозы боялся
И теперь ее боюсь.

Опять озвучены осины,
Кусты черемух и ручьи,
Опять, опять по всей России
Поют ночами соловьи.

Они поют не по привычке,
Не по нужде, в конце концов!
Их песня —
Это перекличка
Домой вернувшихся певцов.

— Я тут! Я тут! —
Один выводит.
— И я! И я! И я! И я!.. —
А сколько горестных мелодий
В обычной песне соловья.

В ней боль за тех,
Кто не осилил
Дорогу в отчие края...
Вот почему всегда в России
С тревогой ждали соловья.

Нелегок путь к ольхе знакомой,
К раките старой и к реке...
Бывало, выйдет дед из дома
В косоворотке, налегке.

И в сапогах,
Что в праздник даже
И то не всякий раз носил.
И замирает, как на страже,
Тревожно вслушиваясь в синь.

Он слышит,
Как роняют почки
Едва-едва приметный звон.
И бабка рядом с ним —
В платочке
Далеких, свадебных времен.

Дед напряжен.
Почти не дышит.
Не видит неба и земли.
Он только чутким ухом слышит,
Как соловьи бурлят вдали.

И вдруг поблизости
Невольно,
Как бы случайно:
«Чок» да «чок».
И усмехнулся дед, довольный,
И тронул бабку за бочок.

— Гляди-ка, наш-то отозвался,
Выходит, перезимовал... —
А соловей вовсю старался,
Не слыша искренних похвал.

Он пел. И с этой песней древней,
Такой знакомой и родной,
Сливались поле, лес, деревня,
Уже живущие весной.

Пел соловей светло, знакомо.
И дед негромко, не спеша
Сказал:
— Ну вот, теперь все дома,
Кажись, оттаяла душа...

Он шел деревней вдоль дороги,
Был крепок шаг, но не тяжел.
И бабка маялась в тревоге:
— Кабы до девок не пошел.

Сидела старая у дома,
К сухим глазам прижав ладонь.
А дед принес огонь черемух,
Пускай не яркий, но — огонь.

И в мире не было милее
Той соловьиной высоты.
И старая, от счастья млея,
Уткнулась в мокрые цветы.

Все было так и не иначе.
В тиши тонули голоса:
— Да ты, никак, старуха, плачешь?
— Да что ты, старый, то ж роса...

Дремали на коленях руки.
И сладко думалось о том,
Что вот и дети есть, и внуки,
И соловей вернулся в дом.

Но все не вечно в мире этом,
Что говорить, закон таков.
Роса с черемуховых веток
Оплакивает стариков.

Но вновь озвучены осины,
Кусты черемух и ручьи!
Опять, опять по всей России
Поют ночами соловьи.

И мы — в который раз! — с любимой
Идем от дедова крыльца,
Чтоб в море голубого дыма
Услышать прежнего певца.

(Он так, бывало, рассыпался,
Аж закипал черемух вал!)

Но соловей
Не отозвался.
Видать, не перезимовал.