Константин Бальмонт - Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la poésie de langue française [билингва ru-fr]

― Elles disent: Faim! Faim!
Encore, et toujours, et sans cesse et sans fin:
Faim! Et les petits disent: Faim! et les vieux disent: Faim
Notre Père! Notre Père! Faim! Faim! Faim!
Notre Père! Notre pain!
Et d'autres, à la fois, clament faim et froid,
Criaillent: Faim! Croassent: froid!
― Et les poissons que disent-ils?
― Les poissons sont au fond de l'étang.
Ils regardent sous la glace avec de grands yeux navrants.
Ils demandent, dans leurs prières,
De l'eau, de l'air, tristement à voix basse;
Car l'eau gèle jusqu'а terre,
Car ils étouffent, et vont mourir.
Ils prient dans les profondeurs,
Et leurs voix mornes et crépusculaires
S'élèvent des grands étangs solitaires…
Mais personne ne les entend.
― Et que font les hiboux?
― Ils volent sur la ville, dans les ténèbres,
Comme des cloches funèbres;
Ils crient: Unissez-vous! Unissez-vous!
D'un ton très plaintif et très doux.
Et c'est la lamentation suprême.
Car les loups et les corbeaux
Ont mangé le petit agneau,
Et sa mère lèche son sang
En pleurant et en bêlant;
Et quand on l'entend, le cœur se fend!
Car la misère est sur la terre;
Et l'universel hurlement
Gronde et monte vers le ciel sombre,
Vers le ciel implacablement!
― Ô mère! Ecoute!… Il semble aussi
Qu'une voix très lointaine chante…
Où est-ce ta voix qui chante ainsi?
Il fait si noir; j'ai peur. Est-ce qu'il neige encore?
La lampe s'est éteinte et le feu s'est éteint.
La nuit touche mes yeux. Je m'endors et je pleure…
Ô mère! Donne la bénédiction du soir
A mon cœur qui a pitié,
Et chante-moi, en me berçant,
Cette chanson plaintive et touchante
Qu'ils chantent, là-bas, sans fin, sans fin…

Mère, embrasse-moi, comme je t'embrasse,
Pour tous ceux qui ont faim et froid
Dans le vent, dans la neige et dans la glace.
Et dis-moi, ne vais-je pas rêver, tantôt,
Que je suis le petit agneau
Et que le loup me mange?
― Dors, enfant! Ce n'est qu'un songe…
Dors, l'aube est proche. Dans le matin
Vont sonner les cloches d'or. Repose,
Il passe un souffle d'avril lointain.
La neige se fond. Voici les roses…
― Ô Mère! Alors, comme un bon ange,
Prends-moi dans tes bras,
Pendant que le loup me mange.
Reste près de moi.
Embrasse-moi…

О, Мать, что же это, великий этот шум в ночи?
О, Мать, кто же это дышит и кто воет так?
— Снег идет. Это ветер зимний, что дышит так в буре,
В снегу, и это бедные звери,
Что не могут спать от голода и холода,
Это они страдают, мечутся, бегают в лесу,
Прыгают, и скачут, и проходят,
Словно нищие, хромая, так и так,
Все туда, куда уходит холод, ветер,
Все за снегом, все за кровью, вглубь лесов,
К одному смиренному корыту,
Где на соломе — немножко звездного огня;
Туда к печальной бедной колыбели,
Где только что родился малый агнец,
Которого лижет его мать розовым своим языком;
И все в своих бедных одеждах,
Некрашеной шерсти, в серых, в черных, и в темных,
Цвета вечера, цвета тумана,
Цвета земли и нужды,
И все страдают в ветре, который рыдает,
И воют и ревут, и лают и мяукают,
И ветер воет и ревет,
И дышит в хриплые трубы свои, в свой охотничий рог,
И свистит в свои резкие флейты, и стучит зубами.
И сосны тоже создают долгий пронзительный шум.
Овцы блеют, молодые олени хрипят,
Страшно кричит старик-олень.
Лани проходят, со стрелою в боку,
И зайцы, чья кровь — в снегу оставляет след,
Там и бедные птицы также,
Перепела, дрозды, куропатки,
Голуби, летящие на сломанных крылах,
С шеями, что вывернуты, с лапами, что скошены,
Или падают — с раскрытым клювом — полным крови,
И красные перья в снеге и в ветре летят.
Это избиение невинных,
Это крайняя, смиренная и скрытая, нужда
Слабых, и робких, и кротких…
Все же там есть вороны и волки.
― А что же они говорят?
― Они говорят: Голодно! Голодно!
Еще, и всегда, без конца, и без отдыха: Голодно! Малые стонут: Нам голодно!
Старые стонут: Нам голодно!
Отец наш! Отец наш! Голодно! Голодно! Голодно!
Отец наш! Где хлеб наш?
А другие сразу кричат про голод и холод.
Застонут так: Голодно! Закаркают: Холодно!
― А рыбы, что они говорят?
― Рыбы на дне пруда.
Глядят подо льдом большими глазами, которые ранят.
Они просят, в своих молитвах,
Воды, и воздуха, так печально, голосом тихим;
Ибо вода промерзла до земли,
Ибо они задыхаются, и вот помрут.
Там, они молятся в глубинах,
И голоса их мрачные и сумеречные
Восходят из великих, из пустынных прудов…
Но никто их не слышит.
― А что делают совы?
― Вьются над городом, в мраке,
Как похоронные колокола.
Соединяйтесь! кричат они. Соединяйтесь!
Голосом очень жалобным, очень кротким.
И это верховная скорбь.
Ибо волки и вороны
Съели малого агнца,
И мать его кровь его лижет,
С блеяньем и с плачем;
И услышать ее, сердце рвется твое.
Ибо злосчастье на земле;
И стенанье всемирное
Ворчит и грохочет и к мрачному небу восходит,
К небу восходит неумолимо.
― О, Мать! Послушай. Кажется также,
Что голос очень далекий поет…
Где это голос твой, что так поет?
Кругом так черно; мне страшно. Все ль еще снег идет?
Лампада погасла, и огонь потух.
Глаз моих ночь касается. Я засыпаю и плачу…
О, Мать! Дай благословение вечернее
Сердцу моему, что исполнилось жалостью.
И спой мне, меня убаюкивая,
Эту песню жалобную, трогательную,
Которую поют они там, без конца, без конца…
Мать, обними меня, как я тебя обнимаю,
За всех, кому голодно, холодно,
В ветре, в снегу, и во льдах.
И скажи мне, не будет ли скоро мне грезиться,
Что я маленький агнец,
И что волк меня ест?
― Спи, дитя. Это только есть сон…
Спи, заря недалеко. А утром
Золотые зазвонят колокола.
Спи, усни. Вдали проходит дуновение апреля.
Тает снег. И розы — вот…
— О, Мать! Если так, будь мой ангел-хранитель,
Возьми меня в руки твои,
Меж тем как волк меня ест.
Возле меня побудь.
Обними меня…

Dans une barque d'Orient
S'en revenaient trois jeunes filles;
Trois jeunes filles d'Orient
S'en revenaient en barque d'or.

Une qui était noire,
Et qui tenait le gouvernail,
Sur ses lèvres, aux roses essences,
Nous rapportait d'étranges histoires,
Dans le silence.

Une qui était brune,
Et qui tenait la voile en main,
Et dont les pieds étaient ailés,
Nous rapportait des gestes d'ange,
En son immobilité.

Mais une qui était blonde,
Qui dormait а l'avant,
Dont les cheveux tombaient dans l'onde,
Comme du soleil levant,
Nous rapportait, sous ses paupières,
La lumière.

В лодке Востока
Три юные девушки возвращались домой;
Три юные девушки Востока
Домой возвращались в лодке золотой.

Одна, что была черна,
И держала кормило,
На губах своих розовых, как розовы розы,
Странные рассказы для нас приносила
В молчанье.

Одна, что была темна,
И держала парус рукой,
И чьи ноги были окрыленные,
Приносила нам жесты ангела,
С собой, и собой,
В своей неподвижности.

Но одна, что была светла,
И в части передней лодки спала,
И чьи волосы падали в волну,
Как от Солнца всходящего,
Нам приносила под веками, как привет,
Свет.

Que cherches-tu au loin de moi?
Ah! ne suis-je pas tout pour toi?
Pour toi mes lèvres sont décloses.

Sur tes lèvres j'ai respiré des roses.

Oublie et rêve sur mon sein,
En mes longs cheveux de satin
Que pour toi j'entr'ouvre et dénoue.

En tes cheveux c'est le soleil qui joue.

L'amour habite mon regard.
Ne me cherche pas autre part.
Vois, mes yeux c'est mon âme même.

En tes beaux yeux c'est le ciel bleu que j'aime.