Константин Бальмонт - Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la poésie de langue française [билингва ru-fr]

Ты, жезл изгнанников, ты, жаждущих родник,
Ты, всех повешенных, казненных духовник.

Склонись, о Сатана, склонись к моим страданьям.

Усыновитель тех, на ком скорбей венец,
Кого от райских нег отринул Бог Отец.

Внемли, о Сатана, внемли моим рыданьям.

Gloire et louange à toi, Satan, dans les hauteurs
Du Ciel, où tu régnas, et dans les profondeurs
De l'Enfer, où, vaincu, tu rêves en silence!
Fais que mon âme un jour, sous l'Arbre de Science,
Près de toi se repose, à l'heure où sur ton front
Comme un Temple nouveau ses rameaux s'épandront!

Хвала великому святому Сатане.
Ты в небе царствовал, теперь ты в глубине
Пучин отверженных поруганного Ада.
В безмолвных замыслах теперь твоя услада.
Дух вечно мыслящий, будь милостив ко мне,

Прими под сень свою, прими под Древо Знанья,
В тот час, когда, как храм, как жертвенное зданье,
Лучи своих ветвей оно распространит
И вновь твою главу сияньем осенит.
Владыка мятежа, свободы и сознанья.

Nous aurons des lits pleins d'odeurs légères,
Des divans profonds comme des tombeaux,
Et d'étranges fleurs sur des étagères,
Écloses pour nous sous des cieux plus beaux.

Usant à l'envi leurs chaleurs dernières,
Nos deux cœurs seront deux vastes flambeaux,
Qui réfléchiront leurs doubles lumières
Dans nos deux esprits, ces miroirs jumeaux.

Un soir fait de rose et de bleu mystique,
Nous échangerons un éclair unique,
Comme un long sanglot, tout chargé d'adieux;

Et plus tard un Ange, entr'ouvrant les portes,
Viendra ranimer, fidèle et joyeux,
Les miroirs ternis et les flammes mortes.

Постели, нежные от ласки аромата,
Как жадные гроба, раскроются для нас,
И странные цветы, дышавшие когда-то
Под блеском лучших дней, вздохнут в последний раз.

Остаток жизни их, почуяв смертный час,
Два факела зажжет, огромные светила,
Сердца созвучные, заплакав, сблизят нас,
Два братских зеркала, где прошлое почило.

В вечернем таинстве, воздушно-голубом,
Мы обменяемся единственным лучом,
Прощально-пристальным и долгим, как рыданье.

И Ангел, дверь поздней полуоткрыв, придет,
И, верный, оживит, и, радостный, зажжет
Два тусклых зеркала, два мертвые сиянья.

Pascal avait son gouffre, avec lui se mouvant.
― Hélas! tout est abîme, — action, désir, rêve,
Parole! et sur mon poil qui tout droit se relève
Mainte fois de la Peur je sens passer le vent.

En haut, en bas, partout la profondeur, la grève,
Le silence, l'espace affreux et captivant…
Sur le fond de mes nuits Dieu de son doigt savant
Dessine un cauchemar multiforme et sans trêve.

J'ai peur du sommeil comme on a peur d'un grand trou,
Tout plein de vague horreur, menant on ne sait où;
Je ne vois qu'infini par toutes les fenêtres,

Et mon esprit, toujours du vertige hanté,
Jalouse du néant l'insensibilité.
― Ah! ne jamais sortir des Nombres et des Êtres!

Паскаль носил в душе водоворот без дна.
Все пропасть алчная: слова, мечты, желанья.
Мне тайну ужаса открыла тишина,
И холодею я от черного сознанья.

Вверху, внизу, везде — бездонность, глубина,
Пространство страшное с отравою молчанья.
Во тьме моих ночей встает уродство сна
Многообразного — кошмар без окончанья.

Мне чудится, что ночь — зияющий провал,
И кто в нее вступил, тот схвачен темнотою.
Сквозь каждое окно — бездонность предо мною.

Мой дух с восторгом бы в ничтожестве пропал,
Чтоб тьмой бесчувствия закрыть свои терзанья.
А! Никогда не быть вне Чисел, вне Сознанья!

Je rêve, et la pâle rosée
Dans les plaines perle sans bruit,
Sur le duvet des fleurs posée
Par la main fraîche de la nuit.

D'où viennent ces tremblantes gouttes?
Il ne pleut pas, le temps est clair;
C'est qu'avant de se former, toutes,
Elles étaient déjà dans l'air.

D'où viennent mes pleurs? Toute flamme,
Ce soir, est douce au fond des cieux;
C'est que je les avais dans l'âme
Avant de les sentir aux yeux.

On a dans l'âme une tendresse
Où tremblent toutes les douleurs,
Et c'est parfois une caresse
Qui trouble, et fait germer les pleurs.

Сижу в мечтах и вижу как уныло
Блестит роса на зелени лугов:
Рука холодной ночи положила
Ее на лепестки цветов.
Откуда капли светлые упали?
Там — без дождя свершают тучки путь.
Ах, прежде чем на лепестках блеснуть,
Они уж в воздухе дрожали!
Откуда слезы на моих глазах?
На ясном небе нет следа печали.
Ах, прежде чем заискриться в очах,
Они уж в сердце накипали!
Всегда, в сердечной притаясь тени,
Трепещут слезы, дремлют, накипают,
И даже счастья радостные дни
Порой блеснуть их заставляют!

Ici-bas tous les lilas meurent,
Tous les chants des oiseaux sont courts:
Je rêve aux étés qui demeurent
Toujours…

Ici-bas les lèvres effleurent
Sans rien laisser de leur velours;
Je rêve aux baisers qui demeurent
Toujours…

Ici-bas tous les hommes pleurent
Leurs amitiés ou leurs amours;
Je rêve aux couples qui demeurent
Toujours…

Здесь, на земле, цветок лишь миг блистает
И пенье птиц так умолкает скоро, —
В моих мечтах — весна не отцветает
И вечны светлых песен хоры.
Здесь, на земле, где все так пусто, тленно,
Проходит страсть, сердца на миг волнуя, —
В моих мечтах — царит любовь бессменно
И звук отрадный поцелуя.
Здесь, на земле, в томительной пустыне,
Над дружбой, над любовью плачут страстно, —
В моих мечтах — они, как две богини,
Всегда смеются тихо, ясно.

Je ne dois plus la voir jamais,
Mais je vais voir souvent sa mère;
C'est ma joie, et c'est la dernière,
De respirer où je l'aimais.

Je goûte un peu de sa présence
Dans l'air que sa voix ébranla;
Il me semble que parler là,
C'est parler d'elle à qui je pense.

Nulle autre chose que ses traits
N'y fixait mon regard avide;
Mais, depuis que sa chambre est vide,
Que de trésors j'y baiserais!

Le miroir, le livre, l'aiguille,
Et le bénitier près du lit…
Un sommeil léger te remplit,
Ô chambre de la jeune fille!

Quand je regarde bien ces lieux,
Nous y sommes encore ensemble;
Sa mère parfois lui ressemble
À m'arracher des pleurs des yeux.

Peut-être la croyez-vous morte?
Non. Le jour où j'ai pris son deuil,
Je n'ai vu, de loin, ni cercueil
Ni drap tendu devant sa porte.

Je ne dois plus la voir jamais!
Уж с нею не увижусь больше я!..
Но мать ее я часто навещаю;
Болтаю с ней. Там, где любил — вздыхаю:
Отрада грустная, последняя моя.

В той комнате, что без нее скучает,
Я чувствую присутствие ее, —
И бьется сердце бедное мое:
Все, все ему о ней напоминает.

Здесь раньше я лишь на нее смотрел,
Теперь кругом свой грустный взор бросаю, —
С тех пор, как этот дом осиротел,
Сокровищ сколько взором я ласкаю:

Картины, книги, столик небольшой,
И образок, висящий у постели, —
Вся комната полна дыханья той,
Чей смех и говор раньше здесь звенели!

Порой мне чудится: опять она со мной…
Сидим мы здесь, полны отрады сладкой…
Так мать похожа на нее порой,
Что должен слезы я стирать украдкой.