Вячеслав Ладогин - Спички

В хвост – расписным пичужечкам – свистя,
Дарил свистки, пичуг вручал – все шансы
На детский смех, она ж… с ней… никогда!.. хотя
В посёлке за рекою сё-дня танцы…

Мечты-мечты, ау? Увы-увы,
…Ах, лишь отделывал столовку – рейкой
Я, в лиственницу гвозди загоняя,
Кусачки шляпку щёлк: «Гвоздя-меня», – я
Смеюсь, – «обкусят: чтоб не ржавел – с головы».
Гром… Бах – и в дерево скользнёшь – уклейкой.

Возвращённый во края,
Славка, пьяный певчей медью, —
Жив-я-жив… не верю я
В расставанье с хищной смертью!

Марш “Прощание славянки”
Отпевал мой век в саду

Паровозные баранки…
……………………………………………
…Дул Уткин-духовик в дуду.

По вагончикам – пехота,
Не читавшая стихи.
Вскорости в шеренгах рота,
Топоча, сомкнёт штыки.

Тамбур а набились плотно.
Поезд свистнувши, пошёл.
От махры смотреть щекотно.
Кто не падаль, тот – орёл.

Бабка щёку утирает
Платом цвета кирпича:
«Всяко, Славушка, бывает —
Пуля любит сгоряча…»

Пуля – дура! Баба – дура!
А кто прав? – прав командир:
Прокуроченная шкура,
Но – с иголочки мундир.

Принимая эти вещи,
В барабан бьёт бородач.
Кожа гулкая трепещет,
Повторяет: «Плачь не плачь…»

И Ося Уткин незабвенный
Пьёт сверканье из трубы.
И считает взгляд военный
Телеграфные столбы.

…Жив-то жив, да не верю я
В расставанье с хищной смертью.

Зеркальна меж берёз ты, осень:
Здесь просека, над лесом – просинь.
Не скажешь ли, где сам я есть,
На синем небе, или здесь?

Розы,
солнце,
день чудесный,
Райский день в Крыму
Высоко над синей бездной
В Водяном дыму.

Слух мой угости – свирелью,
Соловей в садах,
Покажись мне акварелью,
Спящий Карадаг,

Спит картинка, спит причуда
Горних и зыбей.
Не докатится досюда
Эхо зимних дней:

Розы, солнце, день чудесный,
Пушкин! Мы – в Крыму…
Высоко над синей бездной
В Водяном дыму.

Спит за окнами ночью людское добро и зло,
Млечный путь коромыслом лежит у горы на плечах.
Плещет голос дождя, как рыбачье в реке весло,
Серебро выплавляет рассвет во семи печах.

Пастухам ли дневать, сожалея о вечерах?
Пастухам ли вечерять, печалясь о прежних днях?
Скоро утро. Спешат позаботиться о конях,
На хребты, чтоб не жгло седлом, положить чепрак.

Уж пора сквозь деревню погнать сонный скот в луга,
Чтобы в пении стада ночной небосвод прозрел.
От мычанья туман ползёт глубоко в лога,
Подставляет подпасок веснушки лучу, пострел.

Пастухам ли дневать, сожалея о вечерах?
Пастухам ли вечерять, печалясь о прежних днях?
Скоро утро. Спешат позаботится о конях,
На хребты, чтоб не жгло седлом, положить чепрак.

То мне снилось: краснеет рябина,
Кормилица снегирей.

То приснилась, иссечена поркой, рабыня
Мне, в шрамах, невольница южных морей.

Мне приснилась приволжская вьюга,
Трюмы влажные корабля.
То снилось мне, воешь, как волк, как белуга,
Ты, пустая, покрытая настом земля.

И коснулся пронзительный холод
Проснувшегося лица.
И почудилось мне, что, как якорь, наколот
Крест Южный на сильном предплечье Творца.

Ох, всё чудилось мне, что молюсь я, что каюсь,
Что исповедь нежная – удалась,
Но грёза, как хлопнувший парус,
Куда-то спешила от глаз.

Спи ты, Волга – под толщей, под коркой,
Под серой фольгою льда.
Там снегирные флейты, вороньи стада…
Там рябина кипит снегирями – над Волгой,
Древней флейте подобно.

Не так ли и ты, Русь,
Что бойкая необгонимая
(хоккейная) тройка, несешься?
Дымом дымится (лёд)
Под тобою (хоккейная тройка)
(к пьедесталу почёта) дорога,
Гремят (коньки, сожжены) мосты,
Всё отстает и (мы
Чемпионы (бит швед, и канада)
Остается (ура!) позади.
Остановился пораженный
Божьим чудом (американец)
Созерцатель (обозреватель)
Не молния ли (петровский
Знаменитый бросок, что это,
Шайба) сброшенная (прямо) с неба?
Что значит это
Наводящее ужас движение?
И что за неведомая сила
Заключена в сих неведомых светом
(Михайлов, Петров, Харламов),
Трёх ужасных (советских) конях?
Эх, (коньки), кони, кони,
Что за (ледовые) кони!
Вихри ли сидят в ваших гривах?
Чуткое ли ухо горит
Во всякой вашей жилке?
Заслышали с вышины
(гимн Союза, иль пение певчих,
что в нем скрыто, как девочка в хоре,
узнаёте) знакомую песню,
(под доспехами) дружно и разом
Напрягли (свои) медные груди
И, почти не тронув (коньками
Льда хоккейного, скользкой) земли,
Превратились в (продление клюшек)
Одни вытянутые линии,
Летящие по воздуху, и
Мчится, вся вдохновенная богом!..
(как легенда, хоккейная тройка)
Русь, куда ж несешься ты,
Дай ответ? Не дает ответа.
Чудным звоном (коньков об лёд)
Заливается колокольчик;
Гремит и становится ветром
Разорванный в куски воздух;
Летит мимо всё, что ни есть на земли,
И косясь постораниваются
И дают ей дорогу другие
Народы и государства.
Имя её, этой птицы хоккея
Михайлов, Петров, Харламов.
Говорит и показывает
Москва в телевизоре «Темп».
У микрофона Озеров.

…Вначале, я верую, слово.
Представь: до всего… до бабла!
Я зрел, как с иконы Рублёва
Хоккейная тройка пришла
В ледовом малиновом звоне.
Три клюшки – три тонких жезла
На средневековой иконе,
И вера в нас не умерла.
Что хочется, с Церковью делай
Но «Темп» черно-белый не врёт,
Как вера твоя в чёрно-белый
Крепка телевизорный лёд.
Потомок владетельных хамов,
Был я в телеикону влюблён —
Михайлов, Петров, Харламов,
Коньков тех – малиновый звон.