Вячеслав Ладогин - Спички

Разбил однажды я фарфоровую чашку
Свою любимую, на мелкие куски,
Как собственную душу. Было тяжко,
Хоть чаю впредь не пей, не сочиняй стихи.

Вошла Марина, говорит: «Бедняжка,
Возьми мой клей, для чашек и для ссор
С самим собой он годен в равной мере».

Макаю кисть, советчице не веря,
…Целёхонек опять, фарфор стоит,
Фиалка, как живая, и узор
По краю – только сеточкой покрыт.

Спички, и марки, и мятые фантики —
Я от души подарил бы их Катеньке.
Ей ни к чему? Ну, и мне всё равно,
Все по одной подожгу – и в окно.

– Дай покоя, Всеблагая!
– Спи, мой свет, покой не про тебя.
Дай же снов мне золотых, судьба,
Дай, прожгу мечты, играя!

– Спи, азарт не для тебя.
– Я
Плох?
– Нет, Славка, ты не плох… другой.
– Я мечтал бы быть твоим слугой!
…Ночь, ответь, от звёзд рябая!

– Не печалься нищим детством,
На, возьми вот, вместо кошелька
Серных спичек
Пол-здесь-коробка
«Чудовских». Ступай. Не бедствуй.

Ныл я? Нет.
Я жил «по средствам».
Что тут ныть, хоть спичками богат.
Чиркнешь – чудно так они трещат,
Звёзды. Ночь. Горжусь наследством.

От одиночества немой, что ни творишь… но мир твой тёмен.
И спичкой чиркнешь, словно с кем заговоришь в вечернем доме,
И зажигается свеча, и разломился луч о мебель,
И – пробуждённый от внезапного луча – цветочный стебель.
Свеча придумывает свет – живое слово, без жеманства,
Луч – ярче пишет, чем поэт, стихи, без прозы, без шаманства.

Пускай зовётся он Матвей, она… пускай зовётся Настя.
Он – муж, отчасти муравей, она дрожит на крыльях счастья
Над жизнью точно над прудом, и ах! – отказывает разум.
Язык не ведает о том, что сетчатым поймала глазом
Стрекозка Настя… Как-то раз она взяла – и в Крым умчалась,
А он лелеял день и час, жизнь студена́ ему казалась.

Она звонит подружке – ждёт в субботу… пошучу с Матюшей,
Представь, я в пятницу вернусь, вот удивится-то, послушай!
Идея вызвала восторг, вернулась утром ранним Настя,
И стол был к вечеру готов… на улице октябрь, ненастье,
На кухне свечи… муж идёт, стрекозка прячется за дверку,
Вот ключ в замке, скрип двери, вот явились свечи человеку.

Выходит Настя, как на бал, смеясь, становится с ним рядом…
Оторопев, Матвей стоял минуту-две с недвижным взглядом.
Вдруг – поясной поклон творит он, не здоровается с нею, —
Как ты прекрасен, – говорит, – мой ангел, глядя, пламенею!
Прошло мгновение, два, три, Матвей подругу обнимая, —
Настюша, здравствуй, – говорит, – к нам ангел в гости был, родная.

Всё шутите… мой дорогой,
Что «у меня в душе жар-птица»…
Вольно ж – от Славки отшутиться
Так зло… коль ест не вас – огонь!

…С жар-птицей той, и в остальном
Я прост, как пареная репа.
Стругацкие… орёл дон Рэба —
Читаю повесть перед сном,

Там, в буквах – в решете – блеснёт:
Прощай, жандармы… голубыя…
Прощайте, дятлы нефтяныя,
Ты, клюкнутый в драже народ…

Хоть… если бы не птичий жар,
Меня бы вырвало без урны
На отдыхающих культурно,
И я бы чистый стал клошар,

И (ясно дело бы) – утёк,
Где там утечь… «в душе жар-птица»,
Крыло сквозь рану шевелится,
Ал на бумаге – уголёк.

А не крыло б, так отчего ж
Прохладным благородным донам,
Не сесть нам с вами по гондолам?
(Точнее рифму не найдёшь).

Мне б плыть, куда зовёт тоска,
Запретной ясности отведав —
В канал, что ждёт, как Грибоедов,
Балетной тапочки мыска,
И кьянти б пить за микеллин,
Да графов потчевать по фене…
Скорлупки! Крошечные феи!
Гондолы!
Гоцци! Апельсин!