Роберт Рождественский - Семь поэм

Вся жизнь
     как будто начиналась снова
в бессонной чехарде
          ночей и дней.
И это было легче ненамного,
чем на войне.
А иногда –
     трудней…
Великий труд,
       когда забот по горло.
Огромный труд
       всему наперекор…
Работа шла
не просто для прокорма,
А в общем-то
       какой там был
               прокорм!
Кусок сырого
       глинистого хлеба.
Вода
   из безымянного ручья.
И печи обгорелые –
до неба торчащие
         над призраком жилья.
Такая память
       нас везде догонит.
Не веришь,
так пойди перепроверь:
два дома неразрушенных –
             на город!
Один мужик –
       на восемь деревень!..
Расскажешь ли,
        как, отпахав,
              отсеяв,
споткнулись мы
о новую беду
и как слезами
       поливали землю
в том –
выжженном –
сорок шестом
       году!

Как мышцы затвердевшие
             немели
и отдыха
не виделось вдали…
Мы выдержали.
Сдюжили.
Сумели.
В который раз
       себя
          превозмогли…
Свою страну,
       свою судьбу врачуя,
мы
не копили силы про запас.
И не спасло нас
        никакое чудо.
А что спасло?
Да только он и спас –
Великий и Отечественный.
Только!
Помноженный на тысячи.
Один…

Пусть медленно,
пусть невозможно долго,
но праздник наш
        поднялся из руин!
Поднялся праздник
и расправил
      плечи.
Разросся,
подпирая облака…

Что ж,
завтра будет проще?
Будет легче?
Наоборот:
сложней
     наверняка!..
Уже сейчас –
совсем не для забавы –
заводим мы
      незряшный разговор:
Какая магистраль
        нас ждет
            за БАМом?
Где он лежит –
грядущий Самотлор?..

…Распахнуты сердца.
Открыты лица.
Тайга стоит
      уже в заре по грудь.
Стартует утро.
Царствует и длится
Великий труд.
       Отечественный труд!
На стройках,
       на полях
            и на дорогах,
в столичном гуле,
в деревнях глухих,
на самых мудрых
        синхрофазотронах
и в самых немудреных
           мастерских!
Не надо
снисходительной гримасы
по поводу
«не той величины».
Ведь есть не только
          БАМы и КамАЗы
есть неизбывный
общий труд
страны!

Где без обид
      несут свои заботы,
вершат
    свои нелегкие дела
обычные совхозы
и заводы,
которым нет ни славы,
           ни числа.
Не слишком-то надеясь на везенье,
живет страна,
мечтая и терпя.
Слесарит,
     инженерит,
           пашет землю.
И верит в жизнь.
И создает
     себя!

Труд
правит
миром!
Он пьянит,
     как брага!
Он объявляет:
       все иль ничего!
А без него
любое знамя –
тряпка!
Любое слово без него –
мертво!
Великий
    от великого усилья,
вознесший над страной
           крыло свое!
Отечественный!
Ибо в нем –
      Россия
и сестры
равноправные
ее!..

Пока в пространстве
          кружится планета,
на ней –
пропахшей солнцем –
никогда
не будет дня,
       чтоб не было
              рассвета!
Не будет дня,
       чтоб не было
              труда!

Все когда-нибудь
        делают шаг
              за порог.
Жизнь у всех –
на дорогах бренных…
А мечтаю я
      о пятилетке дорог.
Не абстрактных.
Вполне конкретных…

Вы прислушайтесь:
души людские
       томя,
в черноземах
       и в глинистой жиже
стонут в голос,
воют,
ревут ревмя
на конкретных дорогах
           машины!
Даже если какая беда пришла,
то доехать
      в средине марта
от села одного
       до другого села –
ни рессор не хватит,
ни мата!..
Понимаю,
     что очень огромна страна,
допускаю,
     что мы – не боги.

Знаю:
в слове «до-ро-га»
         звенит цена, –
дорогие нынче
дороги!..

Ладно, дорого…
Что ж,
   нагрузили – вези.
Песни пой,
себе в утешенье…

Ну а хлеб,
     лежащий
          в целинной грязи!
Он –
дешевле?!
А далекие рейсы,
         будто на приз, –
(«Доберется!..
Авось не утонет…»)?!
Разве долгий подвиг –
          шоферский риск –
ничего
не стоит?!.
А колдобины
       на ежедневном пути, –
(чуть расслабишься –
треснет шея)…
А сама невозможность
           проехать,
               пройти?!
Разве это –
дешевле?!

Не хочу, торопясь,
         предвещать закон,
сгоряча
городить напраслину.
Но в Державе такой,
          в Государстве таком
бездорожье –
уже безнравственно!
Это – факт!
И дело не в чьей-то
        молве.
Я
намеренно не стихаю…

Не ищите поэзии
в данной главе!
Не считайте ее
        стихами!..
Не стихи пишу –
хриплым криком
кричу.
Не себе
    прошу –
для Отчизны
хочу.
Для нее –
     океанами стиснутой,
драгоценной,
одной,
единственной!
Для которой мы трудимся
            столько лет,
для которой
поем и печалимся…
Недоступного нет,
         невозможного нет,
если только миром
навалимся!
Если только – с сердцем,
            с умом,
                с душой…

И Дорога наша
        сквозь время,
та,
которая пишется
        с буквы большой,
станет
к нашим потомкам
добрее!..

Всей наивностью
         этих спешащих строк,
всею ширью Земли,
всею далью
я мечтаю
     о пятилетке дорог, –
самой трудной мечтой
мечтаю…
За такое
    можно отдать и жизнь,
если это приблизит
сроки…
А сегодня, по-моему,
          коммунизм
есть
Советская власть
плюс дороги!

Небо темное
      без берегов.
На стене
имена горят…

Двести десять
парадных
шагов!
Словно это и впрямь –
парад!
Необъявленный,
        странный,
             ночной!..

Вижу:
выстроились войска,
озаренные
      круглой луной,
продирающейся
сквозь облака…
Я друзей отца
       узнаю, –
вон они вдалеке стоят…
Впереди –
     в суровом строю –
сводный полк
Неизвестных солдат!..
Все
  пришли в эту ночь
           сюда
отовсюду,
где шла война:
с ноздреватого
       невского льда,
из-под Бреста и
Бородина!
С Даугавы,
      с Дона,
          с Днепра,
кто – на лошади,
кто – пешком…
И безмолвным громом
           «Ура-а!..»
перекатывается
над полком!..
Мне тревожно,
       холодно мне.
Ветер скорби
хлещет в ушах.
В потрясающей тишине
государственный
         слышен
             шаг!
И слова команды
слышны.
В небе
грустные марши
        парят…
Появляются
      из стены
принимающие
парад.
Командармы
      далеких дней,
чашу
выпившие до дна.
Застывают
      возле камней,
там, где выбиты
их имена…
И молчат они.
И глядят.
Будто верят,
      что скоро,
           в ночи
к ним из молодости
прилетят
бесшабашные трубачи!..
Вспоминают
      бойцов своих.
Снова чуют
цокот
подков…
Невесомые
     руки их –
у невидимых
козырьков.